Слово о полку Игореве

Древнерусский оригинал «Слова» (по изданию 1800 г.) воспроизводится в исправленном виде; все необходимые поправки внесены в текст. Орфография максимально приближена к современной.

 

 

 

После побоища Игоря Святославича с половцами. Худ. В. М. Васнецов. 1880, Государственная Третьяковская галерея, Москва

 

 

Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о полку Игореве, Игоря Святославлича! Начати же ся той песни по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню! Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мысию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице, — тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей; который дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы касожьскыми, красному Романови Святославличю.

Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны воскладаше; они же сами князем славу рокотаху.

 

Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до ныняшнего Игоря, иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством, наполнився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полкы на землю Половецькую за землю Руськую.

 

О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы! Пети было песнь Игореви, того внуку: «Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици стады бежать к Дону великому». Чи ли воспети было, вещей Бояне, Велесовь внуче: «Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыеве. Трубы трубять в Новеграде, стоять стязи в Путивле».

 

Игорь ждет мила брата Всеволода. И рече ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорю! Оба есве Святославличя. Седлай, брате, свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни — сведоми кмети: под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскормлени; пути имь ведоми, яругы имь знаеми, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени; сами скачють, акы серыи волци в поле, ищучи себе чти, а князю славе».

 

Тогда Игорь возре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь к дружине своей: «Братие и дружино! Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти. А всядем, братие, на свои борзыя комони, да позрим синего Дону!» Спала князю умь похоть, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго. «Хощу бо, — рече, — копие приломити конець поля половецкаго с вами, русици! Хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону».

 

Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа — велит послушати земли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутораканьскый болван! А половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому; крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени.

 

Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию; волци грозу въерожат по яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици брешут на черленыя щиты. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

 

Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла; щекот славий успе, говор галичь убудиси. Русичи великая поля черлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы.

 

С зарания в пяток потопташа поганыя полкы половецкыя и, рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом — и всякымн узорочьи половецкыми. Черлен стяг, бела хирюговь, черлена чолка, сребрено стружие — храброму Святославличю!

 

Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчине! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след править к Дону великому.

 

Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

 

Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют — половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша черлеными щиты.

 

Яр туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо, тур, поскочяше, своим златым шеломом посвечивая, тамо лежат поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя от тебе, яр туре Всеволоде! Кая рана дорога, братие, забыв чти, и живота, и града Чернигова, отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая!

 

Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше; ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, — той же звон слыша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зелену паполому постла за обиду Олгову, — -храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святополкь полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь гозоряхуть, хотять полетети на уедие. То было в ты рати и в ты полкы, а сицеи рати не слышано.

 

С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли Половецкыи. Черна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли.

 

Что ми шумить, что ми звонить далече рано пред зорями? Игорь полкы заворочает: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докопчаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось.

 

Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена. Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую.

 

О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не кресити! За ним кликну карна, и жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!»

 

А въстона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от двора.

 

Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всеволод, уже лжу убудиста, которую то бяше успил отец их Святославь грозный великый Киевскый грозою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры; иссуши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих полков половецких, яко вихр, выторже, — и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославли. Ту немци и венедици, ту греци и морава поют славу Святославлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы половецкия, рускаго злата насыпаша.

Ту Игорь князь выседе из седла злата, а в седло кощиево. Уныша об градом забралы, а веселие пониче.

 

А Святославь мутен сон виде в Киеве на горах. «Си ночь, с вечера, одевахуть мя — рече — черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми синее вино, с трудомь смешено; сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин великый женчюгь на лоно и неговахуть мя. Уже доскы без кнеса в моем тереме златоверсем; всю нощь с вечера босуви врани възграяху у Плеснеска на болони, беша дебрь Кисаню и не сошлю к синему морю».

 

И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила: се бо два сокола слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саблями, а самаю опуташа в путины железны. Темно бобе в 3 день: два солнца померкоста, оба багряная столпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и Святослав, тьмою ся поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство подаста хинови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю. Се бо готския красныя девы воспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, лелеют месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия».

 

Тогда великий Святослав изрони злато слово, с слезами смешено, и рече: «О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати: но не честно одолесте, не честно бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине!

 

А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Ярослава с черниговьскими былями, с могуты, и с татраны, и с шельбиры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес щитовь с засапожникы кликом полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.

 

Но рекосте: «Мужаимеся сами, преднюю славу сами похитим, а заднюю си сами поделим!» А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли сокол в мытех бывает, — высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но се зло: княже ми непособие — наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат под саблями половецкыми, а Володимир — под ранами. Туга и тоска сыну Глебову!

 

Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти. Аже бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти — удалыми сыны Глебовы.

 

Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкают, акы тури, ранены саблями калеными, на поле незнаеме! Вступита, господина, в злат стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

 

Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня злата стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

 

А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело. Высоко плаваеши на дело в буести, яко сокол, на ветрех ширяяся, хотя птицю в буйстве одолети. Суть бо у ваю железный папорзи под шеломы латинскими: теми тресну земля, и многи страны — Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци — сулици своя повергоша а главы своя подклониша под тыи мечи харалужныи. Но уже, княже, Игорю утрпе солнцю свет, а древо не бологом листвие срони — по Роси и по Сули гради поделиша. А Игорева храбраго полку не кресити. Дон ти, княже, кличет и зоветь князи на победу. Олговичи, храбрыи князи, доспели на брань.

 

Ингварь и Всеволод и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрилци! Не победными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкии и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

 

Уже бо Сула не течет сребреными струями к граду Переяславлю, и Двина болотом течет оным грозным полочаном под кликом поганых. Един же Изяслав, сын Васильков, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, притрепа славу деду своему Всеславу, а сам под черлеными щиты на кроваве траве притрепан литовскыми мечи, и схоти ю на кровать и рек: «Дружину твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша». Не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго — Всеволода. Един же изрони жемчюжну душу из храбра тела чрес злато ожерелие. Унылы голоси, пониче веселие, трубы трубят городеньскии.

 

Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени — уже бо выскочисте из дедней славе. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которою бо беше насилие от земли Половецкыи».

 

На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу. Той клюками подпръся, оконися и скочи к граду Кыеву, и дотчеся стружием злата стола Киевскаго. Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда, обесися сине мьгле; утръ же вознзи стрикусы, оттвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи волком до Немиги с. Дудуток. На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни — посеяни костьми руских сынов. Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: «Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда божиа не минути».

 

О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! Того старого Владимира нельзе бе пригвоздити к горам киевским! Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, но розно ся им хоботы пашут, копиа поют.

 

На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть: «Полечю — рече — зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле».

 

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: «О, ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?»

 

Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: «О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!»

 

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: «Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?»

 

Прысну море полунощи; идут сморци мьглами. Игореви князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую, к отню злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго Дону до малаго Донца. Комонь в полуночи. Овлур свисну за рекою; велить князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну; стукну земля, въшуме трава, вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к тростию и белым гоголем на воду. Въвержеся на борз комонь и скочи с него босым волком. И потече к лугу Донца и полете соколом под мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда Влур волком потече, труся собою студеную росу; преторгоста бо своя борзая комоня.

 

Донец рече: «Княже Игорю! Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа!» Игорь рече: «О, Донче! Не мало ти величия, лелеявшу князя на волнах, стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех, одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; стрежаше его гоголем на воде, чайцами на струях, чернядьми на ветрех». Не тако ли — рече — река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы ростре на кусту, уношу князю Ростиславу затвори Днепрь темне березе. Плачется мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с тугою к земли преклонилося.

 

А не сорокы втроскоташа — на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком. Тогда врани не граахуть, галици помолкоша, сорокы не троскоташа, полозие ползоша только. Дятлов тектом путь к реце кажут, соловии веселыми песьми свет поведают. Молвит Гзак Кончакови: «Аже сокол к гнезду летит, соколича ростреляеве своими злачеными стрелами». Рече Кончак ко Гзе: «Аже сокол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною дивицею». И рече Гзак к Кончакови: «Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле Половецком».

 

Рек Боян и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Ярославля Ольгова Коганя хоти: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы» — Руской земли без Игоря. Солнце светится на небесе — Игорь князь в Руской земли. Девици поют на Дунаи, вьются голоси чрез море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святей богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели.

 

Певше песнь старым князем, а потом молодым пети. Слава Игорю Святославличю буй-туру Всеволоду Владимиру Игоревичу! Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя полки. Князем слава а дружине! Аминь.

 

 

Перевод

 

 

Не начать ли нам, братья, по-стародавнему скорбную повесть о походе Игоревом, Игоря Святославича! Или да начнется песнь ему по былям нашего времени — не по замышлению Боянову! Ведь Боян вещий когда песнь кому сложить хотел, то белкою скакал по дереву, серым волком по земле, сизым орлом кружил под облаками. Поминал он давних времен рати — тогда пускал десять соколов на стаю лебедей; какую догонял сокол, та первая песнь пела старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, красному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны возлагал; они же сами князьям славу рокотали.

 

Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством и, исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

 

О Боян, соловей старого времени! Вот когда бы ты, соловей, эти полки щекотом своим воспел, мыслию скача по дереву, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы! Так бы тогда пелась слава Игорю, Олегову внуку: «Не буря соколов занесла через поля широкие, галок стаи летят к Дону великому». Или так зачалась бы она, вещий Боян, внук Велесов: «Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле».

 

Игорь ждет милого брата Всеволода. И. сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорь! Оба мы Святославичи. Седлай, брат, своих борзых коней, — мои давно у Курска стоят наготове. А мои куряне — -дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены; пути ими исхожены, овраги ведомы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки в поле, себе ища чести, а князю славы».

 

Тогда посмотрел Игорь на светлое солнце и увидел, что тьма от него все войско покрыла. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться. А сядем, братья, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон!» Запала князю дума Дона великого отведать и знамение небесное ему заслонила. «Хочу, — сказал, — копье преломить у степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить шеломом из Дону».

 

Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце мраком путь ему загородило; тьма, грозу суля, громом птиц пробудила; свист звериный поднялся; Див забился, на вершине дерева кличет — велит послушать земле незнаемой. Волге, и Поморью, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тмутараканский идолище! А половцы дорогами непроторенными побежали к Дону великому; скрипят телеги их в полуночи, словно лебеди кричат распуганные.

 

Игорь к Дону воинов ведет. Уже беду его стерегут птицы по дубам; волки грозу накликают по оврагам; орлы клектом на кости зверей сзывают; лисицы брешут на червленые щиты О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!

 

Долго ночь меркнет. Но вот заря свет запалила, туман поля покрыл; уснул щекот соловьиный, говор галок пробудился. Русичи широкие поля червлеными щитами перегородили, себе ища чести, а князю славы.

 

Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким местам — и всяким узорочьем половецким Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древко — храброму Святославичу!

 

Дремлет в степи Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно рождено на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след прокладывает к Дону великому.

 

На другой день рано утром кровавые зори рассвет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Тут копьям поломаться, тут саблям постучать о шлемы половецкие, на реке на Каяле у Дона великого. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!

 

Вот ветры, Стрибожьи внуки веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут; пыль степь заносит; стяги весть подают — половцы идут от Дона и от моря; со всех сторон они русские полки обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а храбрые русичи преградили степь червлеными щитами.

 

Яр-тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых, стучишь о шлемы мечами харалужными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Порублены саблями калеными шлемы аварские тобою, яр-тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов, отчий золотой стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи!

 

Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы; были походы Олеговы, Олега Святославича Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял; ступит в золотое стремя в городе Тмутаракани — звон тот слышит старый великий Ярославов сын Всеволод, а Владимир каждое утро уши себе закладывает в Чернигове. Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела и на ковыль-траве покров смертный зеленый постлала за обиду Олегову — храброго и юного князя. С той же Каялы Святополк прилелеял отца своего между угорскими иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда при Олеге Гориславиче засевалась и росла усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука в крамолах княжих век человечий сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля, а галки свою речь говорили, лететь собираясь на поживу. То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано.

 

С утра раннего до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, стучат сабли о шеломы, трещат копья харалужные в степи незнаемой, посреди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита; горем взошли они по Русской земле.

 

Что шумит, что звенит на рассвете рано перед зорями? Игорь полки поворачивает: жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина недостало; тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились.

 

Уже, братья, невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела. Обида встала в силах Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, взмахнула лебедиными крылами на синем море у Дона: прогнала времена счастливые. Война князей против поганых пришла к концу, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» говорить, а сами на себя крамолу ковать. А поганые со всех сторон приходят с победами на землю Русскую.

 

О, далеко залетел сокол, птиц избивая, к морю! А Игорева храброго полку уже не воскресить! Запричитало по нем горе, и стенанье пронеслось по Русской земле, огонь сея из пламенного рога. Жены русские восплакались, говоря: «Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслить, ни думою сдумать, ни очами приворожить, а золота и серебра и в руках не подержать!»

 

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль многая рекою протекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу куют, а поганые с победами набегают на Русскую землю, дань беря по белке от двора.

 

Ведь те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, зло пробудили, которое усыпил было грозою отец их Святослав грозный великий Киевский: прибил своими сильными полками и харалужными мечами, наступил на землю Половецкую; притоптал холмы и овраги; замутил реки и озера, иссушил потоки и болота: а поганого Кобяка из лукоморья от железных великих полков половецких, как вихрь, вырвал, — и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой. Тут немцы и венециане, тут греки и морава поют славу Святославу, корят князя Игоря, что добычу утопил на дне Каялы, реки половецкой, золото свое рассыпал. Тут Игорь князь пересел с седла золотого, а в седло невольничье. Приуныли у городов стены, а веселье поникло.

 

А Святослав темный сон видел в Киеве на горах «Ночью этой с вечера накрывали меня, — сказал, — покровом черным на кровати тисовой; черпали мне светлое вино, с горечью смешанное; сыпали мне из пустых колчанов половецких крупный жемчуг на грудь и величали меня. И кровля уже без князька в моем тереме златоверхом, и всю ночь с вечера серые вороны у Плеснеска на лугу граяли».

 

И сказали бояре князю: «Кручина, князь, разум твой полонила: ведь два сокола слетели с отчего стола золотого — добыть хотели города Тмутараканя либо испить шеломом из Дону. Но уже соколам крылья подсекли поганых саблями, а самих опутали путами железными.

 

Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, и с ними оба молодых месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись, и в море утонули, и великую дерзость подали поганым. На реке на Каяле тьма свет покрыла: по Русской земле разбрелись половцы, как пардусов выводок. Уже насела хула на хвалу; уже перемогло насилие волю; уже кинулся Див на землю. Вот готские красные девы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом; поют они время Бусово, лелеют месть за Шарокана. А мы, дружина, уже живем без веселья».

 

Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О сыны мои, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкую землю мечами кровавить, а себе славы искать: без чести для себя ведь вы одолели, без чести для себя кровь поганую пролили. Храбрые сердца ваши из харалуга крепкого скованы, в отваге закалены. Что же сотворили вы моей серебряной седине!

 

Уже не вижу я силы могучего и богатого и воинами обильного брата моего Ярослава с черниговскими былями, с могутами и с татранами, с шельбирами, топчаками, ревугами и ольберами: те ведь без щитов, с одними ножами засапожными, кликом полки побеждают, звеня прадедовской славой.

 

Вы сказали: «Помужаемся сами, и прошлую славу себе возьмем, и нынешнюю поделим!» Но не диво, братья, и старому помолодеть! Когда сокол перья роняет, высоко птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Одна беда: князья мне не в помощь — худая пора настала. Вот у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир — под ранами. Горе и тоска сыну Глебову!

 

Великий князь Всеволод! Разве и мысли нет у тебя прилететь издалёка отчий золотой стол посторожить? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать. Здесь был бы ты, невольница была бы по ногате, а раб по резане. Ты ведь можешь и посуху живыми копьями метать — удалыми сынами Глебовыми.

 

Ты, храбрый Рюрик, и ты, Давыд! Ваши воины в золоченых шлемах — не они ли по крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рык издает, словно туры, раненные саблями калеными, в поле незнаемом! Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

 

Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь ты на своем златокованом столе, подпираешь горы угорские своими железными полками, королю загораживаешь путь, затворяешь Дунаю ворота, клади бросая через облака, суды рядя до Дуная. Грозы твоей земли страшатся; Киеву отворяешь ворота, за дальними странами в салтанов стреляешь с отчего золотого стола. Стреляй же, господине, и в Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

 

А ты, славный Роман, и ты, Мстислав! Храбрая дума на подвиг вас зовет. Высоко взлетаешь ты на подвиг ратный в отваге, словно сокол, на ветрах парящий, что птицу в ярости хочет одолеть. У вас железные кольчуги под шлемами латинскими: от них дрогнула земля, и многие страны — Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела и Половцы — сулицы свои побросали и головы свои склонили под те мечи харалужные. Но уже, князь, потемнел для Игоря солнца свет, а деревья не к добру листья обронили — по Руси и Суле города поделили. А Игорева храброго полку уже не воскресить. Дон тебя, князь, кличет, зовет князей на победу. Олеговичи, храбрые князья, уже ведь приспели на брань.

 

Ингварь и Всеволод и вы, три Мстиславича не худого гнезда соколы-шестокрыльцы! Не по жребию побед вы себе волости расхватали! Где же ваши золотые шеломы, и сулицы лядские, и щиты! Загородите степи ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!

 

Уже ведь Сула не течет серебряными струями для города Переяславля, и Двина у тех грозных полочан мутно течет под кликом поганых. Один Изяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, побил славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве побит был мечами литовскими и так сказал: «Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, звери кровь полизали». И не было тут брата Брячислава, ни другого — Всеволода. Одиноко изронил он жемчужную душу из храброго тела сквозь золотое ожерелье. Приуныли голоса, веселье поникло, трубы трубят городенские.

 

Ярослав и все внуки Всеславовы! Уже склоните стяги свои, вложите в ножны мечи свои зазубренные — уже выпали вы из дедовской славы. Вы своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобицы ведь стало насилие от земли Половецкой.

 

На седьмом веке Трояновом бросил Всеслав жребий о девице, ему любой. Изловчился, сел на коня, поскакал к городу Киеву, коснулся копьем золотого стола Киевского. Из Белгорода в полночь поскакал лютым зверем, завесившись синей мглой, утром отворил ворота Новугороду, расшиб славу Ярославову, поскакал волком от Дудуток до Немиги. На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами харалужными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны — засеяны костьми русских сынов. Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу волком путь перебегая, в Тмутаракань добирался. Ему в Полоцке звонили заутреню рано у святой Софии в колокола, а он звон тот в Киеве слышал. Хоть и вещая душа была в отважном теле, но часто он беды терпел. Ему вещий Боян такую припевку, мудрый, сложил: «Ни хитрому, ни умному, ни ведуну разумному суда божьего не миновать».

 

О, стонать Русской земле, поминая прежнее время и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам киевским. Стали стяги его ныне Рюриковы, а другие Давыдовы, но врозь они веют, несогласно копья поют.

 

На Дунае Ярославны голос слышится чайкою неведомой утром рано стонет: «Полечу я чайкою по Дунаю, омочу рукав я белый во Каяле-реке, утру князю кровавые раны на могучем его теле».

 

Ярославна утром плачет в Путивле на стене, причитая: «О ветр, ветрило! Зачем, господине, так сильно веешь! Зачем мчишь вражьи стрелы на своих легких крыльях на воинов моей лады? Или мало тебе высоко под облаками веять, лелея корабли на синем море! Зачем, господине, мое веселье по ковылю развеял?»

 

Ярославна рано утром плачет на стене Путивля-города, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе Святославовы челны до полку Кобякова. Прилелей же, господине, мою ладу ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано!»

 

Ярославна рано плачет на стене в Путивле, причитая: «Светлое и тресветлое солнце! Всем ты красно и тепло. Зачем, господине, простерло ты горячие лучи свои на воинов лады? В степи безводной жаждою согнуло им луки, тоскою замкнуло колчаны?»

 

Вспенилось море в полуночи; смерчи идут туманами. Игорю князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую, к отчему столу золотому. Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь не спит, Игорь мыслию степь мерит от великого Дону до малого Донца. В полночь Овлур свистнул коня за рекою; Велит князю не дремать. Кликнул; стукнула земля, зашумела трава, ежи половецкие задвигались. А Игорь князь поскакал горностаем к камышу, пал белым гоголем на воду. Кинулся на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к лугу Донца, и полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к обеду, и полднику, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, труся собою студеную росу; надорвали они своих борзых коней.

 

Донец сказал: «Князь Игорь! Не мало тебе славы, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия!» Игорь сказал: «О Донец! Не мало тебе славы, что лелеял князя на волнах, стлал ему зеленую траву на своих серебряных берегах, одевал его теплыми туманами под сенью зеленого дерева, стерег его гоголем на воде, чайками на волнах, утками на ветрах». Не такова, сказал, река Стугна; мелкую струю имея, поглотила она чужие ручьи и потоки, потопила в омуте у темного берега юношу князя Ростислава. Плачет мать Ростиславова по юном князе Ростиславе. Приуныли цветы от жалости, и деревья в горе к земле склонились.

 

То не сороки застрекотали — по следу Игореву едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, ползали змеи-полозы только. Дятлы стуком путь к реке кажут, соловьи веселыми песнями рассвет вещают. Молвит Гзак Кончаку: «Коли сокол к гнезду летит, соколенка расстреляем своими золочеными стрелами». Сказал Кончак Гзе: «Коли сокол к гнезду летит, а мы соколенка опутаем красною девицею». И сказал Гзак Кончаку: «Коли опутаем его красною девицею, не будет у нас ни соколенка, ни красной девицы, а начнут нас птицы бить в степи Половецкой».

 

Сказал Боян, песнотворец старого времени, Ярославова и Олегова: «Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы». Так и Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе — Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой богородице Пирогощей. Страны рады, города веселы.

 

Воспев славу старым князьям, а потом молодых величать будем. Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Да здравы будут князья и дружина, поборая за христиан против поганых полков. Князьям слава и дружине! Аминь.

 

 

 

 

 

 

 

Понравилась статья? Отправьте автору вознаграждение:

3.

 «ЭТО СЛУЧИЛОСЬ С НАМИ ЗА ГРЕХИ НАШИ». Земля Жар-птицы. Краса былой России

3. «ЭТО СЛУЧИЛОСЬ С НАМИ ЗА ГРЕХИ НАШИ»

ЧЕРНАЯ ЗЕМЛЯ ПОД КОПЫТАМИ КОСТЬМИ БЫЛА ЗАСЕЯНА,

А КРОВЬЮ ПОЛИТА: ГОРЕМ ВЗОШЕЛ ПОСЕВ ПО РУССКОЙ ЗЕМЛЕ.

Слово о полку Игореве

Величие Киева казалось несокрушимым, но через два столетия его процветания наступил внезапный и страшный конец. После смерти Владимира Мономаха, несмотря на предостережения духовенства, русские князья вели нескончаемые междоусобные войны. Разобщенные, они не были готовы противостоять натиску враждебной силы.

Некогда на границе с пустыней Гоби жил сильный и выносливый монгольский народ. В середине двенадцатого века один из самых грозных в мире завоевателей стал его вождем. Звали его Темучин, но в истории он гораздо более известен под именем Чингисхан, что означает «необузданная сила». В 1211 году Чингисхан со ста тысячами бесстрашных и безжалостных всадников прорвался через Великую Китайскую стену и покорил громадную страну. Силой заставив служить в своем войске тысячи китайских мастеров и умельцев, он завоевал огромную территорию, устремившись через Центральную Азию в Персию, через Кавказские горы в половецкие степи. Спасаясь от него бегством, племена свирепых кочевников-половцев обратились за помощью к своим старым недругам киевлянам, предостерегая их: «Сегодня они захватили наши земли, а завтра завоюют и ваши». Союз был заключен, и в 1223 году семь русских князей со своими дружинами встретили монголов на поле боя у берегов реки Калки, недалеко от Азовского моря. Казалось, монголы уже готовы были отступить, как внезапно половцы бежали в ужасе с поля боя, оставив русских на погибель. Почти все князья были убиты, а вместе с ними и многие храбрые богатыри. Монголы уничтожали врагов с изощренной жестокостью. После битвы они положили настил на тела пленников и покончили с ними, устроив на этом помосте пир.

Монголы исчезли столь же стремительно, как и появились. Четырнадцать лет на Руси ничего не слышали о них. В летописях говорится: «Об этих татарах не знаем, откуда они пришли на нас и куда опять делись, сие одному Богу известно». Но передышка оказалась обманчивой и короткой. В 1227 году умер Чингисхан, и его сын Угедей, новый великий хан, отдал в удел одному из внуков Чингисхана, Батыю, еще не покоренные земли от Урала до Днепра. В 1236 году Батый и его огромное войско в 200 000 всадников, каждый из которых имел восемнадцать сменных коней, как чума, вновь налетели на Русь. Воины Батыя выглядели устрашающе. В рассказах летописца они представали людьми с широкими, плоскими лицами, жестоким взглядом, редкими волосами над верхней губой и скошенным подбородком. У них были легкие и гибкие тела и короткие ноги, словно они самой природой были созданы, чтобы сидеть в седле; ездить верхом они учились с детства; говорили отрывисто, громко, и голоса их звучали гортанно.

Монголы жили войной. Они были способны оставаться в седле целыми днями, не чувствуя при этом усталости. Если им не хватало еды, они вскрывали вены лошадям и пили их кровь. Они стреляли из лука одинаково точно из любого положения и безоговорочно подчинялись жестокой дисциплине, введенной их военачальниками. Чингисхан разбил свое войско на десятки воинов и издал приказ: если кто-либо из десяти попадал в плен, то остальных после боя казнили. Им не было пощады. «Сострадание, — говорил Чингисхан, — есть плод малодушия.» Презирая другие народы, монголы верили, что им предназначено судьбой завоевать весь мир. Они продвигались неумолимо, сжигая все и убивая всех оказавшихся на их пути. Молниеносно покорили они земли по берегам Волги и решили захватить Новгород. Сама природа защитила город. Весной растаял лед на окружавших Новгород болотах, и они стали непроходимыми для всадников, так что монголам пришлось повернуть на юг. Они неслись, опустошая и уничтожая все и вся. В 1240 году монголы подошли к Киеву. Купола Собора Успения Богородицы, построенного первым князем Владимиром, они использовали как мишени для своих катапульт. Затем боевыми таранами они пробили стены, и, наводя ужас на жителей, хлынули в город. Воздух наполнился ржанием коней и пронзительными криками умирающих. Монголы врывались в церкви и убивали всех, кто надеялся найти в них прибежище.

Разгромив Киев, монголы пересекли Карпаты и нанесли сокрушительный удар по венграм. Затем была опустошена Польша. Хотя чехи и австрийцы сумели однажды одержать победу, монголы все же достигли Адриатического побережья и приготовились к вторжению в Западную Европу, в страхе ожидавшую своей участи. Но судьба смилостивилась, и Европа была спасена. Неожиданно в Монголии скончался великий хан — как доносит предание, его отравила ревнивая женщина. По обычаю, нового хана избирали из круга кровных родственников умершего, и Батыю пришлось повернуть войско на Восток. Он сделал своей столицей город Сарай, расположенный в низовьях Волги. Эта цитадель монголов стала впоследствии называться Золотой Ордой, что на монгольском языке означало «золотой лагерь»; появление слова «золотой» связано с тем, что желтый цвет был имперским цветом хана и его клана.

Земля русская была завоевана и залита кровью. Города на Руси сожжены и разграблены. Летописец, оплакивая уничтожение Рязани, записал: «И весь град пожгли, и всю красоту православную, и богатство рязанское захватили… церкви Божии разрушили, кровь пролили на алтари… И не осталось во граде ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего — ни отца и матери по детям, ни детей по отцу и матери, ни брата по брату, но все вместе лежали мертвые… Это за грехи наши Бог вложил недоумение в нас, и погибло без числа много людей».[4]

От великого Киева не осталось ничего. Были утрачены книги и библиотеки, разрушено большинство церквей Ярослава. Мастеров и художников монголы увели в неволю; некоторых из них видели даже в Китае. Монголы из Золотой Орды поручали им создание богато орнаментированных предметов прикладного искусства для дворов своих правителей. Русский мастер изготовил для великого хана резной трон из слоновой кости с металлическими накладками, украшенный драгоценными камнями. Русских заставляли служить в монгольских войсках; в четырнадцатом веке русский сторожевой отряд был даже в Пекине. Только в народных сказаниях сохранились упоминания о деревянных и каменных палатах, в которых киевские князья устраивали пиры, о светящихся стеклянных окнах, огромных залах для званых обедов, о мозаике и живописи, украшавших их стены. Монах-минорит Джованни Плано Карпини, который проезжал через Россию по дороге в Китай в 1246 году, писал, что в Киеве осталось всего двести домов и что на российской земле он увидел лишь развалины и разбросанные по полям груды человеческих костей и черепов.

Несколько храбрых князей продолжали борьбу с врагом. Одним из них был Даниил Галицкий, который в отчаянии обращался за помощью к Папе Римскому и к Фридриху II, правителю Священной Римской Империи. Но никто в Европе не откликнулся на призыв русских. Бесстрашные князья, пытавшиеся противостоять захватчикам, были вызваны в ставку Батыя и отравлены.

Лучом света в той кромешной тьме стал князь Александр Новгородский. В то время как монголы опустошали русские земли с юго-востока, некоторые европейские державы решили, что настал удобный момент для завоевания Новгорода и обращения его в католичество. В 1240 году шведы, подстрекаемые только что избранным Папой, напали на Русь, но Александр одержал победу над ними на берегах Невы, и с тех пор князя стали называть Александром Невским. В 1241-42 годах тевтонские рыцари вторглись в северные русские земли, но Александр снова добился победы, разгромив врага в знаменитом Ледовом побоище на льду Чудского озера.

За бесстрашие и одержанные им победы монголы относились к князю Александру с особым уважением. В 1247 году, когда монголы отправили своих посланцев в Новгород для сбора дани, независимые новгородцы отказались платить, но Александр уговорил их, объяснив, что у них нет шансов на победу в неравной борьбе. Неоднократно бывая в Золотой Орде, действуя подкупом и убеждением, он сумел предотвратить нападение монголов. Новгород избежал разрушения. В 1263 году несколько городов отказались платить сборщикам дани и изгнали их со своей территории. Разъяренные монголы собрали огромное войско, которое уже направилось к русским городам, отказывавшимся повиноваться, но Александр в очередной раз поехал в Орду и сумел умилостивить врагов. На обратном пути князь неожиданно скончался. О его смерти Митрополит объявил во Владимирском соборе такими волнующими словами: «Дети мои, знайте, что закатилось солнце на Руси». Благодаря мудрости и дипломатическому таланту Александра, Новгород остался единственным большим вольным городом на Руси, и жители его могли поддерживать постоянные связи с Западом, прежде всего с немецкими городами Ганзейского союза; и вплоть до разорения московским царем Иваном Грозным в шестнадцатом столетии в Новгороде сохранялись независимые традиции иконописания и зодчества.

Русские княжества и города, за исключением Новгорода, в течение двух столетий выживали лишь благодаря полной, унизительной покорности своим азиатским правителям. И даже тогда, когда господство монголов стало постепенно ослабевать, их преемники, которых называли татарами,[5] продолжали опустошать Русь в пятнадцатом-шестнадцатом веках. Они ежегодно совершали набеги из укрепленных поселений Крыма, проходя по узкому Перекопскому перешейку. Татарские летучие отряды имели лишь одну цель — захватить пленников. Летом, когда русла рек пересыхали, они подкрадывались к деревням и нападали на жителей. Кожаными арканами всадники захватывали в плен мужчин. Сбоку к коням были прикреплены большие корзины, наподобие хлебных коробов, куда татары сажали детей — самую ценную свою добычу. Их продавали туркам и другим соседям. Больных ребятишек разбивали о землю или о деревья.

В 1571 году крымские татары достигли Москвы. В летописях того времени рассказывалось, что было убито 200 000 человек и реки вздулись от трупов; 130 000 человек угнали в рабство. Один еврейский купец, живший у самого Перекопа, видел так много пленных, прогоняемых через перешеек, что невольно задавал себе вопрос, остался ли кто-либо живой на Руси. Русских продавали на рынках Каффы, по всей Малой Азии, в Африку и даже в некоторые страны Европы. Русские рабы были при дворе Медичи, и многих египетских младенцев убаюкивали под русские колыбельные.

На два столетия гнетущая тишина пала на русскую землю. Все контакты с Западом были прерваны. Россия практически исчезла с карты Европы. Раньше, по мере расширения владений славян, народ естественно разделялся на северную и южную ветви: великоросскую на севере и малоросскую на юге. С нашествием монголов южные земли оказались отрезанными от большой Руси. И в то время, когда великороссы стали данниками монголов, малороссы (которых впоследствии стали называть украинцами) были захвачены поляками и литовцами. В душах русских навсегда остался страх перед Востоком и чувство обиды по отношению к Западу, предавшему их в час жестоких испытаний. Киев так и не смог никогда возродиться в былом великолепии, и та Русь, что постепенно распрямлялась после монгольского ига, оказалась совершенно иной. Когда через двести лет татарское иго было окончательно сброшено, русские, как выяснилось, стали в чем-то похожими на своих завоевателей. У великих ханов они научились искусству деспотического правления. Изменился даже их внешний облик. Среди голубоглазых славян появились люди с раскосыми черными глазами, характерными для их покорителей, и именно такими глазами Россия вновь начала вглядываться в мир.

Князь Игорь — защитник русской земли в «Слове о полку Игореве» — Школьное сочинение — Творческая работа — Украинская литература — школьная программа 12 классов

Выдающимся памятником литературы Киевской Руси является «Слово о полку Игореве». Сюжетное содержание «Слова…» — описание похода князя Игоря Святославича против половцев 1185 года, который был одним из эпизодов длительной борьбы против степных кочевников.

Про этот поход рассказывают также и летописи, добавляя подробности, которых не хватает в поэме. Но, как настоящий художественное произведение, «Слово о полку Игореве» отличается тем, что не просто рассказывает о ходе событий похода, а имеет четкую, продуманную построение, что позволяет неизвестному автору передать главную идею и выразить собственное отношение к фактам. Он обдумывает эту идею еще во вступлении, а позже откровенно обращается к сильнейших властителей Русской земли с призывом объединиться.

Оборона Русской земли от половцев была важной задачей ХІ-ХП веков. Но решить его князья не смогли, и не потому, что им не хватало храбрости, а потому, что не было между ними согласованности в действиях. Судьба князя Игоря, центральной фигуры «Слова…», является прекрасной иллюстрацией этого утверждения.

Князь Игорь в «Слове…» изображен храбрым и благородным человеком. Для него характерны строгая, спокойная отвага и решительность. Он пренебрегает «знамениями» так же, как любой опасностью вообще. Главные движущие силы его поведения — чести, и слава.

Князь Игорь имеет все черты идеализированного, настоящего защитника родной земли — верность, преданность Родине, стойкость, храбрость, энергичность, мужество и т.д. Отступить перед опасностью ему казалось позорным. Когда высланные вперед разведчики сообщают ему о неблагоприятность положения для русского войска, Игорь говорит: «Если так вернуться, не бившись, стыд нам будет хуже смерти».

Но несмотря на все его ждет поражение. «Лучше бы порубленным быть, чем плененным быть» — говорит он, и именно это ему и суждено — из золотого седла он «пересел в седло кощійове» (рабское). «А Ігорового храброго полка не воскресить» с болью сообщает автор.

Так почему же Игоря постигло такое бедствие?

«О мои дети, Игорь и Всеволод! — говорит об этом «золотое слово, со слезами смешанное», Святослав, узнав о горькой судьбе Игоря и его войска. — Рано начали вы Половецкую землю мечами обиду творить, а себе славы искать».

Рано — потому что половцы были обузданы великим князем киевским Святославом как раз перед походом Игоря, а князья без конца ссорятся между собой. Отправляться в новый поход при таких условиях было очень неблагоразумным, так и «загрустили в огородах заборола, а веселье поникла».

«Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита и тоской сошел (этот посев,! на Русской земле…»

Автор сочувствует Игорю, и правда для него важнее — наряду с лучшими чертами постепенно становятся понятными и типичные недостатки Этого храброго князя он слишком опрометчивый, слишком вспыльчивый и чрезмерно честолюбив.

Поэтому, с одной стороны, в роли защитника Игорь почти идеальный, но с другой — совсем нет. Безусловно, выдающиеся качества его именно как воина не совпадают с желаемыми достоинствами полководца, ведь последнему нужны благоразумие и умеренная осторожность. Что перевесит?

В Путивле плачет жена плененного князя, Ярославна. Она призывает ветер, реки и солнце помочь Игорю освободиться из беды. Призывы не остаются напрасными — Игорь убегает, и нельзя не заметить, с какой радостью относится автор к этой побега. Бог показывает князю направление бегства, река Донец лелеет его на волнах, стелет ему под ноги зеленую траву. «Страны рады, города веселы», когда Игорь приезжает в Киев.

Поэтому его личные качества важнее для автора, чем недостаточная воєначальницька мастерство, что может прийти с опытом.

Вера неизвестного автора именно в эти лучшие стороны Игоря вполне оправдывается: позже, как известно, князь не раз платил за свое поражение успешными походами на половцев. Для автора князь Игорь остается воплощением княжеских доблестей.

Образ Игоря олицетворяет героический дух всего народа, преисполненный патриотизма и чувства воинской чести, а этот дух невозможно уничтожить одним поражением или забыть о нем через отдельные ошибки.

Описывая Игоря с его доблестями и недостатками, в отношениях с другими князьями и в борьбе с вражеским нашествием, автор изображает еще и обобщенный образ Русской земли, которую надо любить и беречь. Это и пытается делать Игр.

Главным замыслом автора было призвать Русь к единству, особенно перед угрозой со стороны давних врагов — половцев. Образ главного героя тоже служит этой цели.

Именно в этом высоком патриотизме заключается наибольшая ценность высокохудожественной выдающейся памятника древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве».

«Слово о полку Игореве» — величественная достопримечательность литературы Киевской Руси , школьный (ученический) произведение

Здоровья князю и дружине,

Что борются за народ христианский

С войсками плохими!

«Слово. ..»

«Слово о полку Игореве» — самая выдающаяся достопримечательность культуры восточных славян, живет источник трех братских литератур — украинской, российской, белорусской.

Из «Слова…» мы узнаем о жизни наших предков, об их величественную борьбу с различными нападающими. Защищать Русскую землю от половцев было главнейшей задачей русских князей XI-XII веков.

В основу сюжета «Слова…» положен рассказ о неудачно завершен поход новгород-северского князя Игоря Святославича в союзе с его братом Всеволодом, сыном Владимиром и племянником Святославом на степных кочевников-половцев.

Поход состоялся весной 1185 года. После первой удачной битвы Игорь потерпел поражение и вместе с союзниками попал в плен к половцам. «Слово…», написанное вскоре после этих событий, очевидно, не позднее 1187 года.

О походе Игоря на половцев рассказывается и в летописях — Лаврентьевской (кратко) и Ипатьевской (более подробно). Рассказ в «Слове…» начинается в мрачных, тревожных тонах, в предчувствии неминуемой беды и ведется далее скорбно и взволнованно. Но заканчивается рассказом о побеге Игоря из плена, возвращение на Русскую землю, где его радостно встречают соотечественники.

Князь Игорь Святославич несколько раз побеждал половцев. Первая победа — 1174 года, затем он дважды побеждает их в 1183 году. В марте 1185 года он желает помочь киевскому князю Святославу в походе на половцев, но ему не удалось осуществить свое намерение.

Где-то через 2 месяца после этого Игорь отправился на половцев, не согласовав своих действий с Святославом.

Своєкорислива политика князей и бояр, обострение междоусобной борьбы на Руси, раздробление Киевского государства, ослабление Киева и власти киевского князя — все это давало половцам возможность беспрепятственно нападать на Русскую землю, разорять и грабить ее. Русские князья не смогли нанести окончательный удар половцам не потому, что между ними не было согласия, и это сводило на нет успех предыдущих побед. В таких условиях и выступал Игр в поход.

«Слово. ..» с предельной краткостью и большой художественной выразительностью рисует картину второй трагической битвы Игоря с половцами:

Черная земля под копытами,

Костьми засеяна,

Кровью полита,-

Тоской сошли те кости

На Русской земле!

Автор «Слова…» — ярый патриот, которому дороги честь и благополучие Руси. Он призывает князей объединиться в борьбе против общего бедствия — половцев и стать «за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святославлича!» Поэт-гражданин активно вмешивается в события, которые могли стать трагическими для Русской земли. Он осуждает пагубные проявления княжеской вражды, высоко поднимает авторитет киевского князя Святослава как выразителя и защитника интересов всей Русской земли.

Автор «Слова…» не только великий художник, но и выдающийся публицист, прекрасно понимает политическую обстановку тогдашней Руси. Поражение Игоря он понимает не только в плане поведения Игоря, но и в плане политической судьбы Руси.

Публицистический талант художника наиболее ярко проявился в его призыву к князьям отбросить распри и постоять за Русскую землю. Подробное описание похода говорит о том, что автор сам был участником битвы. Ему близки и понятны не только ратные подвиги дружинников, но и братские чувства жалости к уставшего боем воина и горе матери, что оплакивает своего юного сына Ростислава, и преданная любовь Ярославны, он ласково и сочувственно говорит о близких его сердцу людей. Вероятно, что автор «Слова…» был не просто дружинником, а человеком высшего сословия, потому что выявить такие глубокие знания истории книжной литературы могла именно такое лицо.

В запении поэмы он скромно решает начать ее по рассказам того времени, а не по «замыслу» Бояновому. Боян был одарен буйной поэтической фантазией, «растекался мыслию по древу, серым волком по земли, сизым орлом под облаками».

На деле же автор «Слова…» проявляет огромную силу поэтического таланта.

В «Слове. ..» все живое, подвижное, изменчивое, природа живая, одухотворенная, деятельная, неотделима от мира человека. Она предвещает поражение затмением солнца, никнет трава от жалости, беспокойно ведут себя птицы, звери. Природа помогает Игорю во время бегства из плена:

В полночь море заиграло,

Мгла идет столбами — вихрями,

Игорю-князю бог путь представляет

Из земли Половецкой

На землю Русскую.

Ярославна обращается к силам природы, вымаливая жизнь и свободу своему возлюбленному ладовые-князю:

О ветер, парус!

Почему, хозяину, силой вієш? —

плачет-плачет Ярославна. Она верит в чудодейственную силу реки Каялы, вода которой может исцелить раны Игоря.

Как к человеку обращаются герои к силам природы, и те им помогают.

Этот замечательный патриотический произведение призывает русских князей прекратить распри, объединиться перед лицом угрозы нацаду. В этом основной смысл «Слова», который не потерял актуальности и в наши времена.

Лучшие моральные качества героев поэмы мужество, любовь к родине, взаимопомощь, поддержка простого воина, верность присяге не потеряли своего веса для современности, они вдохновляли воинов в Великой Отечественной войне. Неплохо было бы нашим государственным деятелям прислушиваться к «Слова…».

Несчастливой была судьба рукописи «Слова…». В конце XVIII в. российский собиратель старины Мусин-Пушкин приобрел для своей коллекции рукописный сборник, в котором было и «Слово…». В 1800 году оно вышло, но в 1812 году библиотека Мусина-Пушкина сгорела во время наполеоновского нападения на Москву. Остались только печатное издание и рукописная копия для Екатерины II.

«Слово…» не только самая большая и исторический памятник времен Киевской Руси. Оно стало тем наследием, к которой неоднократно обращались художники разных времен.

С начала XIX в. в русской литературе возникают переводы «Слова…». Лучшим считаются работы В. Жуковского и А. Майкова.

Первый перевод «Слова…» на украинском языке принадлежит Г. Шашкевичу, который передал ритмической прозой «Плач Ярославны». Вслед за этим следует ряд других переводов и перепевов: И. Вагилевича (прозой), Г. Максимовича, Т. Г. Шевченко (отрывки), С. Руданского, Ю. Федьковича, И. Франко, Панаса Мирного (в стиле украинских дум). Интересно, что исследователи дум считают, что «Слово» тоже есть не что иное, как литературно обработанная дума

XII-XIII веков. По мнению ученого В. Ягича, художественные средства, стиль «Слова…» и дум имеют много общего. А самое важное — «эпическая поэзия не так-то легко исчезает там, где ее тайное источник лежит в народном духе».

Лучшим переводом «Слова» считается перевод непревзойденного мастера пера Г. Т. Рыльского. Поэма нашла отклик в оригинальной творчества писателей XIX-XX вв. В своих произведениях высказывания из «Слова…» использовали И. Я. Франко, П. Г. Тычина, Г. П. Бажан, А. С. Малышко. Недаром Г. Т. Рыльский назвал свою поэму-ораторию «Словом о родной матери», в которой неоднократно встречаются мотивы «Слова. ..». По сюжету «Слова…» создано В. Бородиным замечательную оперу «Князь Игорь», следует вспомнить музыкальную композицию «Плач Ярославны» Г. Лысенко, картину В. Васнецова «После побоища».

Произведение, удален от нас более чем на восемь веков, и теперь захватывает патриотическим подъемом, величием образов, мастерством изложения. Переведенный на другие языки мира, это произведение приобрел мировую славу. Среди памятников средневековой культуры, с которыми его сравнивают («Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, старофранцузька «Песня о Ролланда»), ему принадлежит самое почетное место. В «Слове…» значительно сильнее, чем в других памятниках, высказано идею патриотизма.

«Слово о полку Игореве» — величайшее достижение художественной литературы Киевской Руси.

Слово о полку Игореве

Историческая справка В XII веке Киевская Русь пребывала в состоянии раздробленности, чему способствовали междоусобные братоубийственные войны. Небольшие княжества, набравшие силу, зачастую стремились к самостоятельности. Черниговская и Новгород-Северская земли, как и все русские княжества, делились на множество уделов, в которых «сидели» молодые князья. Таким же удельным властителем был князь Игорь, родившийся около 1150 года. В 1178 году, став самостоятельным правителем, он начал княжить в Новгороде-Северском. За год до описываемых событий киевские князья нанесли поражение половцам и взяли богатую добычу. Узнав о победах киевлян, князь Игорь, как говорят летописи, воскликнул: «А мы что же, не князья, что ли?! Пойдём в поход и себе тоже славы добудем!» – и двинулся на половцев. 1 мая 1185 года, когда Игорь с войском находился у истоков Малого Донца, произошло солнечное затмение. Увидев в нём дурное предзнаменование, воины зароптали. Но Игорь сказал: «Если мы вернёмся не бившись, то позор нам будет пуще смерти. Так положимся на волю Божью!» Первое столкновение с неприятелем произошло 10 мая. Половцы бежали. Игорь с войском заночевал в степи, а на заре его стан был окружён половцами. Два дня продолжалось жестокое сражение. Русичи бились храбро, но силы были неравными. Игорь был пленён, а дружина разбита. Половцы вновь двинулись на Русь. Они жгли и разоряли Русскую землю, уводили людей в плен. С большим трудом удалось их выдворить в степь. Древнерусский текст Современный перевод Комментарии СЛОВО О ПЪЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНЯ СВЯТЪСЛАВЛЯ ВНУКА ОЛЬГОВА СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА Нелепо ли ны бяшеть, братiе, начяти старыми словесы трудныхъ повестiи о пълку Игореве, Игоря Святъславличя! Начяти же ся тои песни по былинамъ сего времени, а не по замышленiю Бояню. Боянъ бо вещiи, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслiю по древу, серымъ вълкомъ по земли, сизымъ орломъ подъ облакы. Помняшеть бо речь пьрвыхъ временъ усобице. Тъгда пущяшеть i соколовъ на стадо лебедеи, которыи дотечяше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ пълкы касожьскыми, красному Романови Святъславличю. Боянъ же, братiе, не i соколовъ на стадо лебедеи пущяше, нъ своя вещiя пьрсты на живыя струны въскладаше, они же сами княземъ славу рокотаху. Почнемъ же, братiе, повесть сiю отъ стараго Владимира до нынешняго Игоря, иже истягну умъ крепостiю своею и поостри сьрдця своего мужьствомъ, напълнивъся ратнаго духа, наведе своя храбрыя пълкы на землю Половецкую за землю Русьскую. Не пристало бы нам, братья, начать старыми словами скорбных воинских повестей о походе Игоревом – Игоря Святославича. Начаться же той песни по былям сего времени, а не по замыслу Боянову. Потому что Боян вещий если кому хотел сложить хвалебную песнь, то растекался мыслью по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Ведь помнил он рассказы о битвах давних времен. Тогда он пускал десять соколов на стадо лебедей, которую лебедь настигал, та первой песнь пела старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю перед полками касожскими, прекрасному Роману Святославичу. Но Боян, братья, не десять соколов на стадо лебедей пускал, а на живые струны свои вещие персты возлагал, и они сами князьям славу рокотали. Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, который выковал ум твердостью своей и наострил его мужеством своего сердца, исполненный боевого духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую. Вступление* *Разбивка текста на части условна В начале автор несколько раз обращается к своим читателям и слушателям со словом «братіе». Затем следуют предания о княжеских певцах и о Бояне, древнерусском певце и сказителе. Для автора «Слова» Боян – его великий предшественник, вещун, способный к оборотничеству: он растекается мыслию (возможно, «мысию», белкой) по древу, волком по земли и орлом под облаками, его пальцы сравниваются с 10 соколами, а струны – с 10 лебедями, самого Бояна Автор несколько раз сравнивает с соловьём. Отношение автора «Слова» к Бояну двойственное. Он признает его авторитет, называет его «вещим», но отвергает его манеру воспевать подвиги князей как неподходящую для данной печальной темы и устаревшую («старыми словесы»). Автор «Слова» воспроизводит начало тех песен, которые Боян слагал в честь князей. Они дают представление о бравурной поэзии Бояна. Этой придворной манере Бояна автор «Слова» противопоставляет свою – «по былинам (былям) сего времени», т.е. по действительным событиям. Виктор Михайлович Васнецов «Баян». Русский музей, Санкт-Петербург Тъгда Игорь възре на светлое сълнце и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь къ дружине своеи: «Братiе и дружино! Луче жь бы потяту быти, неже полонену быти. А въсядемъ, братiе, на своя бързыя комони, да позримъ синего Дону!» Спала князю умъ похоти и жялость ему знаменiе заступи искусити Дону великаго. «Хощю бо, – рече, – копiе приломити конець поля Половецкаго, съ вами, русичи, хощю главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону!» О Бояне, соловiю стараго времени! А бы ты сiя пълкы ущекоталъ, скачя, славiю, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рыщя въ тропу Трояню чресъ поля на горы. Пети было песнь Игореви того внуку: «Не буря соколы занесе чресъ поля широкая – галици стады бежять къ Дону великому…» Чили въспети было, вещеи Бояне, Велесовъ внуче: «Комони ржуть за Сулою, звенить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде, стоять стязи въ Путивле». Игорь ждеть мила брата Всеволода. И рече ему буи туръ Всеволодъ: «Одинъ братъ, одинъ светъ светлыи ты, Игорю, оба есве Святъславличя! Седлаи, брате, своя бързыя комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска на переди. А мои ти куряне сведоми къмети; подъ трубами повити, подъ шеломы възлелеяни, конець копiя въскърмлени; пути имъ ведоми, яругы имъ знаемы, луци у нихъ напряжени, тули отворени, сабли изъострены, сами скачють акы серыи вълци въ поле, ищучи себе чти, а князю славы». Тъгда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поеха по чистому полю. Сълнце ему тьмою путь заступаше, нощь стонущи ему грозою птичь убуди свистъ зверинъ въста, Дивъ кличеть вьрху древа, велить послушяти земли незнаеме, Вълзе, и Поморiю, и Посулiю, и Сурожю, и Корсуню, и тебе, тьмутороканьскыи бълванъ! А половци неготовами дорогами побегошя къ Дону великому, крычять телегы полунощи, рци лебеди роспужени. Игорь къ Дону вои ведеть! Уже бо беды его пасеть птичь по дубiю. Вълци грозу въсрожать по яругамъ, орли клектомъ на кости звери зовуть, лисици брешють на чьрленыя щиты. О Русьская земле! уже за шеломянемъ еси! Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что от него тьмою все его воины прикрыты. И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Ведь лучше быть убитым в бою, чем полоненным. Сядем же, братья, на своих борзых коней, чтобы нам взглянуть на синий Дон!» Разожгло князю ум, желание, и страсть ему знамение заступила изведать Дона великого. «Хочу, – сказал он, – копье преломить о край поля Половецкого, с вами, русичи, хочу голову свою сложить или испить шеломом Дона!» О Боян, соловей старого времени! Вот если бы ты воспел эти походы, скача, о соловей, по мысленному древу, летая умом под облаками, сплетая обе славы того времени, рыща по тропе Трояновой через поля на горы. Тогда петь бы внуку того песнь Игорю: «Не буря соколов занесла через поля широкие – галки стаями летят к Дону великому!» Или так бы тебе спеть, о вещий Боян, Велесов внук: «Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве, трубы трубят в Новеграде, стоят стяги в Путивле!» Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый ты, Игорь, оба мы Святославичи! Седлай, брат, своих борзых коней, а мои-то готовы, у Курска заранее оседланы. А мои-то куряне испытанные воины, под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, с конца копья вскормлены, пути им знакомы, овраги им известны, луки у них натянуты, колчаны открыты, сабли наточены, сами они скачут как серые волки в поле, ищущие себе чести, а князю славы». Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь преграждало, ночь, стонущая ему грозою, птиц разбудила, свист звериный поднялся – Див кличет на вершине дерева, велит прислушаться земле неведомой – Волге, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутороканский болван! А половцы нетореными дорогами побежали к Дону великому; скрипят телеги в полуночи, как будто испуганные лебеди. Игорь к Дону воинов ведет! Уже от беды его предостерегают птицы по дубам. Волки страх нагоняют по оврагам, орлы клекотом на кости зверей созывают, лисицы лают на червленые щиты. О Русская земля! Ты уже за холмом! Выступление Игоря в поход Солнечные затмения рассматривались в древней Руси как предзнаменования несчастий – главным образом нашествий иноземцев. Игорь видит солнечное затмение 1 мая 1185 года и предчувствует неудачу; но отчаянные побуждения биться до смерти ободряют князя. Испить воды из реки на земле врага («испить шеломом/шлемом») было символом победы. Дон в те годы протекал в половецких землях. Автор «Слова» вновь полемизирует с Бояном, передает его манеру прославлять победы русского оружия: «только враги подошли к границам Руси, как слава русской победы над ними уже звенит в Киеве», изображая быстроту сборов русского войска. Однако позже автор противопоставляет этой самоуверенной батальной сцене Бояна действительное печальное начало похода Игоря – начало, омраченное грозным предзнаменованием. Всеволод – родной брат Игоря Святославича, князь трубчевский и курский. Курск находился недалеко от Половецкой степи. Отсюда и качества бесстрашных курских воинов: степные пути им ведомы и степные овраги им знакомы. Князь Всеволод своей отвагой сравнивается с диким быком/зубром («буй-тур»). Князь Игорь «вступает в злат стремень». Поход начинается. Неблагоприятные знамения преследуют полк Игорев. Весть о походе разносится далеко вглубь степей, к морю, к Сурожу, Корсуню и Тмутаракани. Поэт говорит обо всем этом кратко, картинами: кликом Дива в стягах полков, мраком ночи, воем зверей и скрипом половецких телег, скрывающихся от русичей. Николай Константинович Рерих «Поход Игоря» Дълго ночь мьркнеть. Заря светъ запала, мьгла поля покрыла, щекотъ славiи успе, говоръ галичь убудися. Русичи великая поля чьрлеными щиты прегородишя, ищучи себе чти, а князю славы. Съ заратя въ пятъкъ потъпташя поганыя пълкы половецкыя, и россушяся стрелами по полю, помчяшя красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты; орьтъмами и япончицями и кожюхы начяшя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ местомъ, и всякыми узорочьи половецкыми. Чьрленъ стягь, бела хорюговь, чьрлена чолка, сребрено стружiе – храброму Святъславличю! Долго ночь меркнет. Заря свет зажгла, мгла поля покрыла, пение соловьев утихло, говор галок пробудился. Поля червлеными щитами перегородили русичи великие, ищущие себе чести, а князю славы. С утра в пятницу потоптали они нечестивые полки половецкие, и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали прекрасных девушек половецких, и с ними золото, и драгоценные ткани, и дорогие бархаты; покрывалами, и плащами, и кожухами начали мосты мостить по болотам и топким местам – и всякими украшениями половецкими. Червленый стяг, белая хоругвь, червленая челка – серебряное древко – храброму Святославичу! Первая битва Одна только ночь отделяет выступление в поход от первой битвы, обрисованной одними успехами и отдыхом «Олгова храброго гнезда», обогатившегося всякой добычей и задремавшего в поле. Дремлеть въ поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, чьрныи воронъ, поганыи половчине! Гза бежить серымъ вълкомъ, Кончякъ ему следъ править къ Дону великому. Другаго дни вельми рано кръвавыя зори светъ поведають, чьрныя тучя съ моря идуть, хотять прикрыта д сълнця, а въ нихъ трепещуть синiя мълнiи. Быти грому великому! Итти дождю стрелами съ Дону великаго! Ту ся копiемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти о шеломы половецкыя – на реце на Каяле у Дону великаго. О Русьская земле! Уже за шеломянемъ еси! Се ветри, Стрибожи внуци, веють съ моря стрелами на храбрыя пълкы Игоревы. Земля тутнеть, рекы мутно текуть, пороси поля прикрывають, стязи глаголють. Половци идуть отъ Дона и отъ моря, и отъ всехъ странъ русьскыя пълкы оступишя. Дети бесови кликомъ поля прегородишя, а храбрiи русичи преградишя чьрлеными щиты. Яръ туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо туръ поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвечивая, тамо лежять поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломи оварьскыи отъ тебе, яръ туре Всеволоде! Кая раны, дорога братю, забывъ чти и живота, и града Чьрнигова, отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны свычяя и обычяя! Дремлет в поле Олегово доблестное гнездо. Далеко залетело! Не было оно на обиду порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, неверный половчин! Гза бежит серым волком, Кончак ему путь указует к Дону великому. На другой день рано поутру кровавые зори свет возвещают, черные тучи с моря идут, хотят закрыть четыре солнца, а в тучах трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дона великого! Тут копьям поломаться, тут саблям пощербиться о шеломы половецкие – на реке на Каяле у Дона великого. О Русская земля! Ты уже за холмом! Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно-текут, пыль поля покрывает, стяги говорят – развеваются на ветру. Половцы идут от Дона и от моря, и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесовы кликом поля перегородили, а храбрые русичи преградили червлеными щитами. О ярый тур Всеволод! Стоишь ты на поле брани, сыплешь на воинов стрелами, гремишь о шеломы мечами харалужными – остриями сверкающими. Куда бы тур ни поскакал, своим золотым шеломом блистая, там ложатся нечестивые головы половецкие. Тобой в щепки разбиты калеными саблями аварские шеломы, ярый тур Всеволод, презирающий раны, о дорогие братья, забывший почет и жизнь, и город Чернигов, отчий золотой стол и свычаи и обычаи своей милой жены – прекрасной Глебовны! Вторая битва Ольгово хороброе гнeздо – князья-участники похода, все – потомки Олега Святославича. Гза (Гзакъ) и Кончакъ – половецкие ханы. В первой схватке войска Игоря не встретили главных сил половцев. Они подоспели только на следующий день. Кончак, неоднократно ходивший на Русь походами, выступает главным предводителем половцев, Гза бежит к Дону по следу войска Кончака. Встречный ветер способен отклонить и замедлить полет стрелы. Половцы имели преимущество – попутный ветер со стороны моря, их стрелы летят дальше. Вот почему в дальнейшем Ярославна упрекает ветер: «О, вeтрe, вeтрило! Чему, господине, насильно (т. е. напротив, вопреки) вeеши? Чему мычеши хиновьскыя стрeлкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?». Автор снова славит храбрость князя Всеволода, но говорит о чести (почете), забытой Всеволодом в пылу битвы. Как воин, он не забывал своей чести. Однако как вассал Святослава Киевского Игорь оказался нечестен в выполнении своих обязательств: он выступил в поход своевольно, не получив на то согласия старейшего князя – Святослава Киевского. Вот почему Святослав Киевский, обращаясь в дальнейшем к Всеволоду и Игорю и упрекая их за их самовольный поход, говорил в своем «золотом слове»: «Нъ нечестно одолeсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте». Были веци Трояни, минула лета Ярославля, были пълци Ольговы, Ольга Святъславличя. Тъи бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрелы по земли сеяше. Ступаеть въ златъ стремень въ граде Тьмуторокане, тоже звонъ слышя давныи великыи Ярославль сынъ Всеволодъ, а Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Чьрнигове. Бориса же Вячеславличя слава на судъ приведе и на Канину зелену паполому постла за обиду Ольгову, храбра и млада князя. Съ тоя же Каялы Святопълкъ полелея отца своего междю угорьскыми иноходьцы къ Святеи Софiи къ Кыеву. Тъгда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погыбашеть жизнь Даждьбожя внука, въ княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишяся. Тъгда по Русьскои земли редко ратаеве кыкахуть, нъ чяста врани граяхуть, трупiя себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедiе. То было въ ты рати и въ ты пълкы, а сицеи рати не слышяно! Съ заранiя до вечера, съ вечера до света летять стрелы каленыя, гримлють сабли о шеломы, трещять копiя харалужная въ поле незнаеме среди земли Половецкыя. Были века Трояновы, минули лета Ярославовы, были походы Олеговы, Олега Святославича. Ведь тот Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. Когда вступал он в золотое стремя в граде Тмуторокани, то этот звон слышал давний великий князь Ярославов сын Всеволод, а Владимир каждое утро закладывал уши – запирал ворота в Чернигове. А Бориса Вячеславича слава на суд привела и на Канине зеленый плащ ему постлала за обиду Олега – храброго и молодого князя. С той же Каялы Святополк бережно повез отца своего на угорских иноходцах к святой Софии – к Киеву. Тогда, при Олеге Гориславиче, сеялось и росло усобицами, погибала жизнь Даждьбогова внука, в княжеских крамолах век людской сократился. Тогда по Русской земле редко оратаи кликали, но часто вороны граяли, мертвые тела между собой деля, а галки свой разговор вели – полетят они на богатый пир. Это было в те битвы и те походы, а такой битвы не слышано! С утра до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, гремят сабли о шеломы, трещат копья харалужные, остриями блистающие в поле неведомом среди земли Половецкой. О княжеских усобицах Автор делает отступление, обозначая три этапа русской истории: языческие времена (видимо, Троян – верховный славянский бог), Ярославово время – время христианской и единой Руси, и время междоусобий Олега. Олег Святославич был дедом князей Игоря и Всеволода «буй-тура». Автор прямо обвиняет Олега в разжигании междоусобиц: он «ковал крамолу мечом» – междоусобной войной. Ярослав Мудрый и Владимир Мономах в «Слове» упоминаются как идеальные старые князья – представители единой Руси, подобно тому как Олег Святославич – обобщающий образ князя-крамольника, принесший много горя Русской земле своими междоусобными войнами, поэтому автор иронически искажает отчество Олега – «Гориславлич». В результате княжеских междоусобиц обезлюдил русский край (Даждьбог – один из русских языческих богов. Под внуком Даждьбога имеются в виду русские). Ср. перевод К.Д. Бальмонта: По земле тогда по Русской Голос пахаря был редок, часто каркал черный ворон, Ворон с вороном делили труп убитого, и галки На кормежку сокликались, говоря своею речью. Чьрна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кръвiю польяна, тугою възыдошя по Русьскои земли. Что ми шюмить, что ми звенить давечя рано предъ зорями? Игорь пълкы заворочяеть, жяль бо ему мила брата Всеволода. Бишяся день, бишяся другыи, третья дни къ полуднiю падошя стязи Игореви. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрои Каялы. Ту кръваваго вина не доста; ту пиръ докончяшя храбрiи русичи, сваты попоишя, а сами полегошя за землю Русьскую. Ничить трава жялощями, а древо ся тугою къ земли приклонило. Уже бо, братiе, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала Обида въ силахъ Даждьбожя внука, въступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону, плещучи, упуди жирня времена. Усобиця княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же», и начяшя князи про малое «Се великое» мълвити, а сами на себе крамолу ковати, а поганiи съ всехъ странъ прихождаху съ победами на землю Русьскую. О, далече заиде соколъ, птиць бья – къ морю! А Игорева храбраго пълку не кресити. За нимъ кликну Карна, и Жьля поскочи по Русьскои земли, смагу людемъ мычючи въ пламяне розе. Жены русьскыя въсплакашяся, а ркучи: «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслiю съмыслити, ни думою съдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!» А въстона бо, братiе, Кыевъ тугою, а Чьрниговъ напастьми. Тоска разлiяся по Русьскои земли, печяль жирна тече среди земли Русьскыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а поганiи сами, победами нарыщюще на Русьскую землю, емляху дань по беле отъ двора. Тая бо два храбрая Святъславличя, Игорь и Всеволодъ, уже лжу убудиста которою. Ту бяше успилъ отець ихъ Святъславъ грозныи великыи Кыевьскыи. Грозою бяшеть притрепеталъ, своими сильными пълкы и харалужными мечи наступи на землю Половецкую, притъпта хълмы и яругы, възмути рекы и озера, иссуши потокы и болота, а поганаго Кобяка изъ луку моря отъ железныхъ великыхъ пълковъ половецкыхъ яко вихръ вытърже, и паде ся Кобякъ въ граде Кыеве, въ гриднице Святъславли. Ту немци и венедици, ту грьци и морава поють славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во дне Каялы, рекы половецкыя. Русьскаго злата насыпашя ту, Игорь князь выседе изъ седла злата а въ седло кощiево Унышя бо градомъ забрала, а веселiе пониче. Черная земля под копытами костями была засеяна и кровью полита, скорбью взошли они по Русской земле. Что мне шумит, что мне звенит так рано пред зарей? Игорь полки поворачивает, ведь ему жаль милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут кровавого вина не хватило; тут пир закончили храбрые русичи, сватов напоили, а сами полегли за Русскую землю. Никнет трава от жалости, и дерево от горя к земле склонилось. Ведь уже, братья, не веселое время наступило, уже пустыня воинство накрыла. Встала Обида в войске Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, восплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона, плеща ими, прогнала счастливые времена. Борьба князей с неверными прервалась, потому что сказал брат брату: «Это мое, а то тоже мое», и начали князья про малое говорить: «Это великое» и сами на себя крамолу ковать, а неверные из всех стран приходили с победами на Русскую землю. О, далеко залетел сокол, птиц бьющий, – к морю! А Игорева храброго войска не воскресить. О нем воскликнула Карна, и Желя помчалась по Русской земле, разбрасывая людям огонь из пламенного рога. Жены русские заплакали, причитая: «Уже нам своих милых мужей ни мыслию не промыслить, ни думою не придумать, ни очами не повидать, а до золота и серебра и вовсе не дотронуться!» И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная течет среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу ковали, а неверные сами, с победами набегая на Русскую землю, брали дань по серебряной монете со двора. Те ведь два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, обособившись, зло разбудили, которое прежде успокоил отец их, Святослав грозный великий Киевский. Грозою он заставил трепетать – своими сильными полками и харалужными мечами наступил на Половецкую землю, потоптал холмы и овраги, взмутил реки и озера, иссушил ручьи и болота. А неверного Кобяка из лукоморья из железных огромных полков половецких как смерч вырвал, и упал Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святослава. Тут немцы и венецианцы, тут греки и мораване поют славу Святославу, осуждают князя Игоря, который утопил благополучие на дне Каялы, реки половецкой. Рассыпали там русское золото, Игорь-князь пересел из золотого седла в седло невольника-кощея. В унынии городские стены, и веселье поникло. Поражение русских Увидев, что буй-тур Всеволод окружен, князь Игорь пытается перестроить свои порядки, но поздно… Битва продолжалась три дня, и русские войска разбиты. Автор «Слова», сравнивая битву с пиршеством, называет половцев «сватами». Возможно, что здесь намек на то обстоятельство, что предводитель половцев хан Кончак был, действительно, сватом Игоря: сын князя Владимир был помолвлен на его дочери. Следует отметить, что русские князья вообще часто роднились с половецкими ханами. Авто связывает поражение русских с княжескими междоусобицами, ослабляющими государство. Он сатирически изображает договоры князей и переиначивает формулу раздела феодальных владений: «се мое, а то твое», пишет «се мое, а то мое же», подчеркивая этим стремление князей захватить себе как можно больше. Тем временем русские оплакивают погибшее войско Игоря. Карна – олицетворение кары и скорби. Желя – плач по убитым. Под «мыканием смаги» может иметься в виду какой-то погребальный обычай. Игорь и Всеволод не подчинились своему «отцу», т. е. феодальному главе, Святославу. Год назад киевский князь Святослав совершил победоносный поход на степь. Половцы потерпели сокрушительное поражение. Русские взяли в плен множество половецкой знати, в том числе хана Кобяка, которого привезли в Киев ко двору Святослава; захвачена была и большая добыча, освобождено и приведено на Русь много «колодников», пленных русских. В результате с половцами было заключено перемирие. Теперь Игорь и Всеволод своим неподчинением дали разбить свои слабые, малочисленные дружины половцам и позволили им нарушить соглашение и новыми набегами разорять Русскую землю. Игорь и Всеволод неоднократно подвергаются в «Слове» упрекам за это неподчинение: Всеволод забыл свою «честь», Игорь и Всеволод «нечестно» одолели, «нечестно» пролили кровь половцев и др. Игорь князь высeдe изъ сeдла злата, а въ сeдло кощиево. Тут-то Игорь князь пересел из княжеского седла в седло рабское, кощиево, т.е. из князя стал пленником. Виктор Михайлович Васнецов «После побоища Игоря Святославича с половцами». Русский музей, Санкт-Петербург А Святъславъ мутенъ сонъ виде. «Въ Кыеве на горахъ си ночь съ вечера одевахуть мя, – рече, – чьрною паполомою на кровати тисове, чьрпахуть ми синее вино съ трудомъ смешено. сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тълковинъ великыи женчюгъ на лоно и негують мя. Уже дъскы безъ кнеса въ моемъ тереме златовьрсемъ. Всю нощь съ вечера Бусови врани възграяху, у Плесньска на болони бешя дебри Кыяне и несошяся къ синему морю». И рькошя бояре князю: «Уже, княже, туга умъ полонила. Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомъ Дону. Уже соколома крыльця припешали поганыхъ саблями, а самою опуташя въ путины железны. Тьмно бо бе въ г день, два сълнця помьркоста, оба багряная стълпа погасоста и въ море погрузиста, и великое буиство подаста хынови, и съ нима молодая месяця, Олегъ и Святъславъ, тьмою ся поволокоста. На реце на Каяле тьма светъ покрыла, по Русьскои земли прострошяся половци акы пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу, уже тресну нужда на волю, уже вьржеся Дивъ на землю. Се бо готьскыя красныя девы въспешя на брезе синему морю: звоня Русьскымъ златомъ, поють время Бусово, лелеють месть Шароканю. А мы уже дружина жядни веселiя!» Тъгда великыи Святъславъ изрони злато слово сльзами смешено и рече: «О моя сыновьця, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ не честно одолесте, не честно бо кровь поганую пролiясте. Ваю храбрая сьрдця въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена. Се ли створисте моеи сребренеи седине? А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовои брата моего Ярослава съ Чьрниговьскыми былями, съ могуты и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Тiи бо бесъ щитовъ съ засапожникы кликомъ пълкы побеждають, звонячи въ прадеднюю славу. Нъ рекосте: «Мужаимеся сами, преднюю славу сами похытимъ, а заднею ся сами поделимъ!» А чи диво ся, братце, стару помолодити? Коли соколъ въ мытехъ бываеть, высоко птиць възбиваеть, не дасть гнезда своего въ обиду. Нъ се зло, княже ми непособiе. Наниче ся годины обратишя. Се у Римъ крычять подъ саблями половецкыми, а Володимиръ подъ ранами. Туга и тоска сыну Глебову! Великии княже Всеволоде! Не мыслiю ти прелетети издалечя отня злата стола поблюсти. Ты бо можеши Вългу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. Аже бы ты былъ, то была бы чяга по ногате, а кощеи по резане. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти, удалыми сыны Глебовы. Ты буи Рюриче и Давыде! Не ваю ли злачеными шеломы по кръви плавашя? Не ваю ли храбрая дружина рыкають акы тури, ранени саблями калеными на поле незнаеме? Въступита, господина, въ злата стремени за обиду сего времени, за землю Русьскую, за раны Игоревы, буего Святъславличя! Галичьскыи Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе, подпьръ горы угорьскыя своими железными пълкы, заступивъ королеви путь, затворивъ Дунаю ворота, мечя бремены чрезъ облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землямъ текуть, отворяеши Кыеву врата, стреляеши съ отня злата стола салътаны за землями. Стреляи, господине, Кончяка, поганаго кощея, за землю Русьскую, за раны Игоревы, буего Святъславличя! А ты буи Романе и Мстиславе! Храбрая мысль носить ваю умъ на дело. Высоко плаваеши на дело въ буести, яко соколъ на ветрехъ ширяяся, хотя птицю въ буистве одолети. Суть бо у ваю железнiи паперси подъ шеломы латиньскыми. Теми тресну земля, и многы страны – хинова, литъва, ятвязи, деремела и половци сулици своя повьргошя, а главы своя поклонишя подъ тыи мечи харалужныи. Нъ уже, княже Игорю, утърпе сълнцю светъ, а древо не бологомъ листвiе сърони, по Ръси и по Сули грады поделишя, а Игорева храбраго пълку не кресити. Донъ ти, княже, кличеть и зоветь князи на победу. Ольговичи храбрiи князи доспели на брань. Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрыльци! Не победными жребiи собе власти расхытисте. Кое ваши златыи шеломи и сулици ляцькыя и щити? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русьскую, за раны Игоревы, буего Святъславличя! Уже бо Сула не течеть сребреными струями къ граду Переяславлю, и Двина болотомъ течеть онымъ грознымъ полочяномъ подъ кликомъ поганыхъ. Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя, притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чьрлеными щиты на кръваве траве притрепанъ литовьскыми мечи. Исходи юна кровъ, а тъи рекъ: «Дружину твою, княже, птичь крылы приоде, а звери кровь полизашя». Не бысть ту брата Брячислава, ни другаго – Всеволода, единъ же изрони жемчюжну душю изъ храбра тъла чресъ злато ожерелiе. Уныли голоси, пониче веселiе, трубы трубять городеньскыя. Ярославле и вси внуци Всеславли! Уже понизите стязи свои, вонзите свои мечи вережени, уже бо выскочисте изъ деднеи славы. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Русьскую, на жизнь Всеславлю, которою бо беше насилiе отъ земли Половецкыя. На седьмомъ веце Трояни вьрже Всеславъ жребии о девицю себе любу. Тъи клюками подъпьръ ся окони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружiемъ злата стола Кыевьскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ пълночи изъ Белаграда, обесися сине мьгле, утърже вазни съ три кусы, отвори врата Новуграду, разъшибе славу Ярославу, скочи вълкомъ до Немигы – съду токъ. На Немизе снопы стелють головами, молотять цепы харалужными, на тоце животь кладуть, веють душю отъ тела. Немизе кръвави брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни костьми русьскыхъ сыновъ. Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь вълкомъ рыскаше, изъ Кыева дорыскаше до куръ Тьмутороканя, великому Хърсови вълкомъ путь прерыскаше. Тому въ Полотьске позвонишя заутренюю рано у Святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыеве звонъ слышя. Аще и вещя душя въ друзе теле, нъ чясто беды страдаше. Тому вещеи Боянъ и пьрвое припевку, смысленыи, рече: «Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда Божiя не минути!» О, стонати Русьскои земли, помянувъше пьрвую годину и пьрвыхъ князеи! Того стараго Владимира не льзе бе пригвоздити къ горамъ Кыевьскымъ, сего бо ныне сташя стязи Рюрикови, а друзiи Давидови, нъ розьно ся имъ хоботы пашють, копiя поють! А Святослав мутный сон видел. «В Киеве на горах этой ночью с вечера, – сказал он, – укрывают меня черным плащом на ложе тисовом, черпают мне темное вино, со скорбью смешанное, сыплют мне пустыми колчанами неверных язычников-толмачей крупный жемчуг на грудь и оплакивают меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю эту ночь с вечера Бозовы вороны начинали взграи вать, у Плесеньска на низком берегу разверзлись овраги Кияни, и простерлись они до синего моря». И сказали бояре князю: «Уже, о князь, скорбь ум заполонила; это ведь два сокола слетели с отеческого золотого стола поискать града Тмуторокани или хотя бы испить шеломом Дона. Ведь уже тем двум соколам крылышки подрезали саблями неверных, а их самих опутали железными путами. Ведь темно стало в третий день, два солнца померкли, оба багряных столпа погасли и в море погрузились и великое беспокойство подали хинам, и с ними два молодых месяца, оба тьмой заволоклись. На реке на Каяле тьма свет покрыла, по Русской земле разбежались половцы, как выводок гепардов. Уже пала хула на хвалу, уже набросилась нужда на волю, уже низринулся Див на землю. Ведь уже и готские красавицы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом, поют время Воза, лелеют месть за Шарукана. А мы уже – дружина – жаждем веселья!» Тогда великий Святослав изрек золотое слово, со слезами смешанное, и вот что сказал: «О мои племянники, Игорь и Всеволод! Рано вы начали землю Половецкую мечами тревожить и себе славы искать. Но по чести не одолели, не по чести кровь неверных пролили. У вас обоих храбрые сердца выкованы из твердого, тяжко ранящего металла-харалуга и в ярости закалены. Что же вы сотворили моим серебряным сединам? Ведь уже не вижу я власти сильного и богатого и повелевающего многочисленными войсками брата моего Ярослава, и с черниговскими старшинами, и с могутами, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ольберами. Те ведь без щитов с засапожными ножами кликом полки побеждают, звеня в прадедовскую славу. Но сказали вы: «Оба сами наберемся мужества: прежнюю славу сами поддержим, а будущую между собой поделим!» А диво ли, братья, старому помолодеть? Даже когда сокол линяет, высоко птиц взбивает – не даст гнезда своего в обиду. Но вот беда – не желают князья мне помочь. Наизнанку времена обернулись». Вот уже у Римова кричат под саблями половецкими, а Владимир изранен. Скорбь и горе сыну Глеба! Могучий князь Всеволод! У тебя и в мыслях нет прилететь издалека защитить отцовский золотой престол! Ведь ты можешь Волгу веслами раскропить, а Дон шеломами вычерпать. Был бы ты здесь, то была бы невольница по ногате, а невольник по резане. Ведь ты можешь посуху живыми шереширами – огненными снарядами – стрелять, удалыми сынами Глебовыми! Ты, о храбрый Рюрик, и Давыд! Не ваши ли воины золочеными шеломами по крови плавали? Не ваши ли храбрые дружины рычат как туры, раненные саблями калеными в поле неведомом? Оба вступите, владыки, в золотое стремя за обиду этого времени, за раны Игоревы, храброго Святославича! О Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь ты на своем златокованом престоле. Ты запер горы угорские своими железными полками, преградив венгерскому королю путь, затворив проход к Дунаю, перебрасывая грузы через облака, суды творя до Дуная. Грозы твои по землям текут, открываешь ты Киеву ворота, стреляешь с отцовского золотого престола салтанов за землями. Стреляй, владыка, Кончака, поганого кощея-смерда за Русскую землю, за раны Игоревы, храброго Святославича! А ты, о храбрый Роман и Мстислав! Храбрая мысль направляет ум у вас обоих на подвиги. Высоко летаешь ты на подвиги в ярости, как сокол на ветру распростершись, желая птиц в неистовстве одолеть. Ведь есть у вас обоих железные нагрудники под шеломами латинскими. Под теми вздрогнула земля и многие страны – хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы свои сулицы побросали и свои головы склонили под теми мечами харалужными. Но уже, о князь Игорь, померк солнца свет, и деревья не к добру листву потеряли – по Роси и по Суле города поделили, а Игорева храброго войска не воскресить. Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу. Ольговичи, храбрые князья, поторопились на брань. Ингварь, и Всеволод, и все трое Мстиславичей, не худого гнезда шестокрыльцы! Несправедливыми жребиями расхватали вы себе владения! Где же ваши золотые шеломы, и сулицы ляшские, и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, храброго Святославича! Ведь уже Сула не течет серебряными струями к граду Переяславлю, и Двина уже болотом течет к тем грозным полочанам под кликом неверных. Один только Изяслав, сын Васильков, позвонил своими острыми мечами о шеломы литовские, превзошел славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве повержен литовскими мечами. Текла юная кровь его, и сказал он: «Дружину твою, о князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали!» Не было там ни брата Брячислава, ни другого – Всеволода, и совсем один ты изронил жемчужную душу из храброго тела через золотое ожерелье. Приуныли голоса, поникло веселье, трубы трубят городеньские. Ярославичи и все внуки Всеславовы! Опустите стяги свои, вонзите в землю свои мечи, покрытые позором, ведь уже выпали вы из дедовской славы. Ведь своими раздорами вы начали наводить неверных на землю Русскую, на богатства Всеслава, из-за раздоров случилось насилие от земли Половецкой! На седьмом веке Трояновом кинул Всеслав жребий ради девицы, ему любимой. Он, хитростями подпираясь, добыл коней, и прискакал к граду Киеву, и едва дотронулся древком золотого престола Киевского. Прыгнул он рысью в полуночи из Белгорода, завесился синей тучей, урвал удачи с три куска – отворил врата Новгороду, расшиб славу Ярославу, прыгнул волком до Немиги – сдул ток. На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами харалужными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Кровавые берега Немиги не добрым зерном были засеяны – засеяны костьми русских сынов. Всеслав-князь людям суд творил, князьям города дарил, а сам по ночам волком рыскал, из Киева достигал до первых петухов Тмуторокани, великому Хорсу волком перебегал дорогу. Ему в Полоцке позвонили к ранней заутрене у святой Софии в колокола, а он в Киеве звон слышал. Хоть и была вещая душа в другом теле, но часто страдал он от бед. Ему вещий Боян и давнюю припевку-поговорку изрек, мудрый: «Ни хитрому, ни разумному, ни колдуну искусному суда божьего не миновать!» О, стонать Русской земле, вспомнив прежние времена и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было приковать к горам Киевским, а ведь ныне одни его стяги стали Рюриковы, а другие – Давыдовы, но в разные стороны бунчуки их развеваются, по-разному копья поют. «Мутенъ сонъ» и «злато слово» великого князя Святослава Снилось князю в «тереме златоверхом», что треснула балка над ним, закаркали вороны и понеслись к морю с Оболони. А самого князя стали приготовлять к погребению: одели «чръною паполомою, на кроваты тисове», стали оплакивать «синим вином с трутом смешанным», стали сыпать крупный жемчуг – слёзы на лоно. Бояре объяснили вещий сон Святослава: горе твое от того, что четыре князя попали в плен: Игорь, Всеволод, Святослав Ольгович и Владимир Игоревич. Речь бояр переходит в образный, картинный плач: «тьма свет покрыла, снесеся хула на хвалу, тресну нужда на волю, уже врежеса дивь на землю, Готския девы въспеша на брезе синему морю, звоня Рускымъ златомъ». Тогда великий князь Святослав изрекает своё «золотое слово», упрекая Игоря и Всеволода за излишнюю самонадеянность. И встал бы великий князь за обиду за своё гнездо; но он уже знает, как стонет под саблями половецкими Владимир Глебович… Святослав призывает сильнейших князей современной ему Руси: великого князя Всеволода и зависимых от него рязанских Глебовичей, затем Ростиславичей, Рюрика и Давыда, могущественного Ярослава Осмомысла Галицкого и знаменитого Романа с Мстиславом. Автор ещё раз с горем вспоминает Игоря и снова призывает потомков Ярослава Мудрого и племя Всеслава, останавливаясь всего более на этом герое песен Бояна. Все они – опытные военачальники: Ярослав Черниговский с союзными степняками «кликом» врагов побеждает; Всеволод веслами может расплескать Волгу, а Дон вычерпать шлемами; Рюрику и Давыду автор напоминает о тяжёлом поражении от половцев; Ярослав Осмомысл со своими железными полками успешно оберегает юго-западные рубежи Руси, вмешивается в киевские дела, борется со степняками; Роман и Мстислав страшны для литвы и половцев. Далее от упоминания полоцких князей, потомков Всеслава Вещего, автор переходит к фигуре их предка. Фигура полоцкого князя Всеслава обрисовывается в его действиях по отношению к Киеву и Новгороду. В Киеве Всеслав слышит звон колоколов св. Софии; вспоминается крепкая связь со старым Владимиром, когда княжеский род ещё был единым. На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышить, зегзицею незнаемъ рано кычеть: «Полечю, – рече, – зегзицею по Дунаеви, омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру князю кръвавыя его раны на жестоцемъ его теле». Ярославна рано плачеть въ Путивле на забрале, а ркучи: «О ветре ветрило! Чему, господине, насильно вееши? Чему мычеши хыновьскыя стрелкы на своею нетрудную крыльцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшеть горъ подъ облакы веяти, лелеючи корабли на сине море? Чему, господине, мое веселiе по ковылiю разъвея?» Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, а ркучи: «О Днепре Словутичю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеялъ еси на себе Святъславли носады до пълку Кобякова. Възлелеи, господине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано!» Ярославна рано плачеть въ Путивле на забрале, а ркучи: «Светлое и тресветлое сълнце! Всемъ тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на лады вои, въ поле безводне жяждею имъ луци съпряже, тугою имъ тулы затъче?» На Дунае голос Ярославны слышится, чайкой-зегзицей неведомой рано утром голосит: «Полечу я, – говорит, – по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле-реке, оботру князю кровавые его раны на могучем его теле!» Ярославна рано утром плачет в Путивле на городской стене, причитая: «О ветер-ветрило! Зачем, о господин, так сильно веешь? Зачем легкими крылами бросаешь хиновские стрелы на воинов моего милого? Мало ли тебе было горы под облаками обвевать, нося корабли на синем море? Зачем, о господин, ты мое веселие по степи ковыльной развеял?» Ярославна рано утром плачет в Путивле на городской стене, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы – течешь через землю Половецкую. Ты носил на себе Святославовы боевые ладьи до войска Кобякова. Принеси, о господин, моего милого ко мне, чтобы я не посылала ему слез на море рано утром!» Ярославна рано утром плачет в Путивле на градской стене, причитая: «Светлое и трижды светлое солнце! Ты для всех тепло и прекрасно. Зачем же, владыка ты простер свой горячий луч на воинов милого в поле безводном от жажды луки их скривил, на горе им колчаны закрыл?» Плач Ярославны Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов «Слова…». На городском забрале в Путивле Ярославна рано плачет. Она обращается к ветру, к Днепру-Славутичу, к светлому-пресветлому солнцу. Ветер развеял её радость по ковылию, Днепр может только нести её слёзы до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло (они бессильны натянуть лук), горем им колчаны со стрелами заткнуло. Василий Григорьевич Перов «Плач Ярославны» Прысну море полунощи, идуть смьрчи мьглами, Игореви князю Богъ путь кажеть изъ земли Половецкыя на землю Русьскую, къ отню злату столу. Погасошя вечеру зори. Игорь спить, Игорь бдить, Игорь мыслiю поля мерить отъ великаго Дону до малаго Донця. Комоньнъ въ полуночи Овлуръ свисну за рекою, велить князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну, стукну земля, въшюме трава, вежи ся половецкыя подвизашя. А Игорь князь поскочи гърностаемъ къ тростiю и белымъ гоголемъ на воду, въвьржеся на бързъ комонь, и скочи съ него босымъ вълкомъ, и потече къ лугу Донця, и полете соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку, и обеду, и ужине. Коли Игорь соколомъ полете, тъгда Влуръ вълкомъ потече, труся собою студеную росу, претъргоста бо своя бързая комоня. Донець рече: «Княже Игорю! Не мало ти величiя, а Кончику нелюбiя, а Русьскои земли веселiя!» Игорь рече: «О Донче! Не мало ти величiя, лелеявъшю князя на вълнахъ, стлавъшю ему зелену траву на своихъ сребреныхъ брезехъ, одевавъшю его теплыми мьглами подъ сенiю зелену древу, стрежаше его гоголемъ на воде, чаицями на струяхъ, чьрнядьми на ветрехъ. Не тако ли, рече, река Стугна, худу струю имея, пожьръши чюжи ручьи и стругы, рострена къ усту, уношю князя Ростислава затвори дне при темне березе. Плачеться мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Унышя цветы жялобою, и древо ся тугою къ земли приклонило. А не сорокы въстроскоташя, на следу Игореве ездить Гза съ Кончякомъ. Тъгда врани не граяхуть, галици помълкошя, сорокы не троскоташя, полозiе ползошя только. Дятлове текътомъ путь къ реце кажуть, соловiи веселыми песньми светъ поведають. Мълвить Гза къ Кончякови: «Аже соколъ къ гнезду летить, соколичя ростреляеве своими злачеными стрелами». Рече Кончякъ ко Гзе: «Аже соколъ къ гнезду летить, а ве сокольця опутаеве красною девицею». И рече Гза къ Кончакови: «Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будеть сокольця, ни нама красны девице, то почнуть наю птици бити въ поле Половецкомъ». Рекъ Боянъ и Ходына, Святъславля песнотворця стараго времени Ярославля, Ольгова коганя хоти: «Тяжько ти голове кроме плечю, зло ти телу кроме головы» – Русьскои земли безъ Игоря. Солнце светиться на небесе – Игорь князь въ Русьскои земли. Девици поють на Дунаи, вьються голоси чрезъ море до Кыева. Игорь едеть по Боричеву къ Святеи Богородици Пирогощеи. Страны рады, гради весели. Певъше песнь старымъ княземъ, а потомъ молодымъ пети. Слава Игорю Святъславличю, буи туру Всеволоду, Владимиру Игоревичи. Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя пълкы. Княземъ слава а дружине. Аминь. Взволновалось море в полночь, идут смерчи тучами. Игорю-князю бог путь указывает из земли Половецкой на землю Русскую, к отцовскому золотому столу. Погасли вечерние звезды. Игорь спит – Игорь бодрствует, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца. Уже с конями в полночи Овлур свистнул за рекой, дает князю знать. Князю Игорю не быть в плену! Кликнул он. Загремела земля, зашумела трава, шатры половецкие пошатнулись. А Игорь-князь бросился горностаем к тростнику и белым гоголем на воду, вскочил на борзого коня и спрыгнул с него проворным волком, и побежал к пойме Донца, и полетел соколом под облаками, побивая гусей и лебедей на завтрак, и на обед, и на ужин. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, отряхивая студеную росу, ибо загнали они своих борзых коней. Донец-река говорит: «О князь Игорь! Много тебе величия, а Кончаку ненависти, а Русской земле веселья!» Игорь говорит: «О Донец! Много тебе величия, потому что ты носил князя на волнах, расстилал ему зеленую траву на твоих серебряных меловых берегах, укрывал его теплыми туманами под сенью зеленых дерев, ты стерег его гоголем на воде, чайками на перекатах, чернядьмина ветру. Ведь совсем не так, – сказал он, – река Стугна, недоброе течение имеющая, пожрала чужие ручьи и потоки, расширилась к устью, юношу князя Ростислава затворила на дне у темного берега. Оплакивает мать Ростиславова юношу князя Ростислава. Поникли цветы от жалости, и дерево от горя к земле склонилось. Не сороки застрекотали – по следу Игоря ездят Гза с Кончаком. Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, только полозы ползали. Дятлы стуком путь к реке указывают, соловьи веселыми песнями рассвет возвещают. Говорит Гза Кончаку: «Если сокол к гнезду летит, молодого сокола мы с тобой расстреляем своими золочеными стрелами!» Сказал Кончак Гзе: «Если сокол к гнезду летит, мы с тобой соколика опутаем красною девицею!» И сказал Гза Кончаку: «Если мы с тобой его опутаем красною девицею, не будет обоим нам ни соколика, ни красной девицы и будут нас обоих птицы бить в поле Половецком!» О Святославе старого времени Ярославова сказали Боян и Ходына, два песнотворца, любимцы Олега-князя: «Тяжело тебе, голове, без плеч, плохо тебе, телу, без головы» – так Русской земле без Игоря. Солнце светит на небе – Игорь-князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае – летят голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святой Богородице Пирогощей. Страны в радости, города в веселье. После хвалебной песни старым князьям надо петь молодым. Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу. Пусть пребудут здравы князья и дружина, сражающаяся за христиан против воинства неверных! Князьям слава и дружине! Аминь. Бегство Игоря из плена Бог не оставляет праведника в руках грешников. «Бог путь кажет Игореви из земли Половецкой в землю русскую». Автор как будто сам пережил бегство из плена от степняков: он помнит, с каким трепетом и ловкостью выбирался Игорь, под условный свист верного человека, с конём за рекой, как пробегал он степи, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Дона. Автору «Слова» припоминается песня о безвременной смерти юноши князя Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет до похода Игоря): оплакивания погибших были выдающимися песнями и сказаниями русского народа. Ездят Гзак с Кончаком на следу беглеца и примиряются с бегством Игоря, как старого знакомого, который при случае явится близким человеком для степняков и по браку, и по языку, а иногда и по обычаям. Но Игорь ближе всего к русской земле, что предчувствует Гзак. Быстро переносит автор «Слова о полку Игореве» своего героя из степей в Киев, на радость странам-городам. «Игорь едет по Боричеву (и ныне – ул. Боричев ток, рядом с более известным Андреевским спуском) к святей Богородици Пирогощей (храм, находившийся на Подоле)». Заключительным словом к князьям, возможно, ещё пленным, и к погибшей дружине заканчивается «Слово о полку Игореве». Дополнительно: slovoopolku.ru – подробнейший ресурс, посвященный «Слову» lekzia – другие материалы для подготовки к урокам литературы

Советский писатель, 1967 (Библиотека поэта. Большая серия)

%PDF-1.5 % 1 0 obj > endobj 5 0 obj /Producer (https://imwerden.de) /Title >> endobj 2 0 obj > stream

Слово о полку Игореве. — Л. : Советский писатель, 1967 (Библиотека поэта. Большая серия)

https://imwerden.de

endstream endobj 3 0 obj > endobj 4 0 obj > endobj 6 0 obj 1035 endobj 7 0 obj > endobj 8 0 obj > endobj 9 0 obj > endobj 10 0 obj > endobj 11 0 obj > endobj 12 0 obj > endobj 13 0 obj > endobj 14 0 obj > endobj 15 0 obj > endobj 16 0 obj > endobj 17 0 obj > endobj 18 0 obj > /Type /Page >> endobj 19 0 obj > endobj 20 0 obj > endobj 21 0 obj > endobj 22 0 obj > endobj 23 0 obj > endobj 24 0 obj > endobj 25 0 obj > endobj 26 0 obj > endobj 27 0 obj > endobj 28 0 obj > endobj 29 0 obj > endobj 30 0 obj > endobj 31 0 obj > endobj 32 0 obj > endobj 33 0 obj > endobj 34 0 obj > endobj 35 0 obj > endobj 36 0 obj > endobj 37 0 obj > endobj 38 0 obj > endobj 39 0 obj > endobj 40 0 obj > endobj 41 0 obj > endobj 42 0 obj > endobj 43 0 obj > endobj 44 0 obj > endobj 45 0 obj > endobj 46 0 obj > endobj 47 0 obj > endobj 48 0 obj > endobj 49 0 obj > endobj 50 0 obj > endobj 51 0 obj > endobj 52 0 obj > endobj 53 0 obj > endobj 54 0 obj > endobj 55 0 obj > endobj 56 0 obj > endobj 57 0 obj > endobj 58 0 obj > endobj 59 0 obj > endobj 60 0 obj > endobj 61 0 obj > endobj 62 0 obj > endobj 63 0 obj > endobj 64 0 obj > endobj 65 0 obj > endobj 66 0 obj > endobj 67 0 obj > endobj 68 0 obj > endobj 69 0 obj > endobj 70 0 obj > endobj 71 0 obj > endobj 72 0 obj > endobj 73 0 obj > endobj 74 0 obj > endobj 75 0 obj > endobj 76 0 obj > endobj 77 0 obj > endobj 78 0 obj > endobj 79 0 obj > endobj 80 0 obj > endobj 81 0 obj > endobj 82 0 obj > endobj 83 0 obj > endobj 84 0 obj > endobj 85 0 obj > endobj 86 0 obj > endobj 87 0 obj > endobj 88 0 obj > endobj 89 0 obj > endobj 90 0 obj > endobj 91 0 obj > endobj 92 0 obj > endobj 93 0 obj > endobj 94 0 obj > endobj 95 0 obj > endobj 96 0 obj > endobj 97 0 obj > endobj 98 0 obj > endobj 99 0 obj > endobj 100 0 obj > endobj 101 0 obj > endobj 102 0 obj > endobj 103 0 obj > endobj 104 0 obj > endobj 105 0 obj > endobj 106 0 obj > endobj 107 0 obj > endobj 108 0 obj > endobj 109 0 obj > endobj 110 0 obj > endobj 111 0 obj > endobj 112 0 obj > endobj 113 0 obj > endobj 114 0 obj > endobj 115 0 obj > endobj 116 0 obj > endobj 117 0 obj > endobj 118 0 obj > endobj 119 0 obj > endobj 120 0 obj > endobj 121 0 obj > endobj 122 0 obj > endobj 123 0 obj > endobj 124 0 obj > endobj 125 0 obj > endobj 126 0 obj > endobj 127 0 obj > endobj 128 0 obj > endobj 129 0 obj > endobj 130 0 obj > endobj 131 0 obj > endobj 132 0 obj > endobj 133 0 obj > endobj 134 0 obj > endobj 135 0 obj > endobj 136 0 obj > endobj 137 0 obj > endobj 138 0 obj > endobj 139 0 obj > endobj 140 0 obj > endobj 141 0 obj > endobj 142 0 obj > endobj 143 0 obj > endobj 144 0 obj > endobj 145 0 obj > endobj 146 0 obj > endobj 147 0 obj > endobj 148 0 obj > endobj 149 0 obj > endobj 150 0 obj > endobj 151 0 obj > endobj 152 0 obj > endobj 153 0 obj > endobj 154 0 obj > endobj 155 0 obj > endobj 156 0 obj > endobj 157 0 obj > endobj 158 0 obj > endobj 159 0 obj > endobj 160 0 obj > endobj 161 0 obj > endobj 162 0 obj > endobj 163 0 obj > endobj 164 0 obj > endobj 165 0 obj > endobj 166 0 obj > endobj 167 0 obj > endobj 168 0 obj > endobj 169 0 obj > endobj 170 0 obj > endobj 171 0 obj > endobj 172 0 obj > endobj 173 0 obj > endobj 174 0 obj > endobj 175 0 obj > endobj 176 0 obj > endobj 177 0 obj > endobj 178 0 obj > endobj 179 0 obj > endobj 180 0 obj > endobj 181 0 obj > endobj 182 0 obj > endobj 183 0 obj > endobj 184 0 obj > endobj 185 0 obj > endobj 186 0 obj > endobj 187 0 obj > endobj 188 0 obj > endobj 189 0 obj > endobj 190 0 obj > endobj 191 0 obj > endobj 192 0 obj > endobj 193 0 obj > endobj 194 0 obj > endobj 195 0 obj > endobj 196 0 obj > endobj 197 0 obj > endobj 198 0 obj > endobj 199 0 obj > endobj 200 0 obj > endobj 201 0 obj > endobj 202 0 obj > endobj 203 0 obj > endobj 204 0 obj > endobj 205 0 obj > endobj 206 0 obj > endobj 207 0 obj > endobj 208 0 obj > endobj 209 0 obj > endobj 210 0 obj > endobj 211 0 obj > endobj 212 0 obj > endobj 213 0 obj > endobj 214 0 obj > endobj 215 0 obj > endobj 216 0 obj > endobj 217 0 obj > endobj 218 0 obj > endobj 219 0 obj > endobj 220 0 obj > endobj 221 0 obj > endobj 222 0 obj > endobj 223 0 obj > endobj 224 0 obj > endobj 225 0 obj > endobj 226 0 obj > endobj 227 0 obj > endobj 228 0 obj > endobj 229 0 obj > endobj 230 0 obj > endobj 231 0 obj > endobj 232 0 obj > endobj 233 0 obj > endobj 234 0 obj > endobj 235 0 obj > endobj 236 0 obj > endobj 237 0 obj > endobj 238 0 obj > endobj 239 0 obj > endobj 240 0 obj > endobj 241 0 obj > endobj 242 0 obj > endobj 243 0 obj > endobj 244 0 obj > endobj 245 0 obj > endobj 246 0 obj > endobj 247 0 obj > endobj 248 0 obj > endobj 249 0 obj > endobj 250 0 obj > endobj 251 0 obj > endobj 252 0 obj > endobj 253 0 obj > endobj 254 0 obj > endobj 255 0 obj > endobj 256 0 obj > endobj 257 0 obj > endobj 258 0 obj > endobj 259 0 obj > endobj 260 0 obj > endobj 261 0 obj > endobj 262 0 obj > endobj 263 0 obj > endobj 264 0 obj > endobj 265 0 obj > endobj 266 0 obj > endobj 267 0 obj > endobj 268 0 obj > endobj 269 0 obj > endobj 270 0 obj > endobj 271 0 obj > endobj 272 0 obj > endobj 273 0 obj > endobj 274 0 obj > endobj 275 0 obj > endobj 276 0 obj > endobj 277 0 obj > endobj 278 0 obj > endobj 279 0 obj > endobj 280 0 obj > endobj 281 0 obj > endobj 282 0 obj > endobj 283 0 obj > endobj 284 0 obj > endobj 285 0 obj > endobj 286 0 obj > endobj 287 0 obj > endobj 288 0 obj > endobj 289 0 obj > endobj 290 0 obj > endobj 291 0 obj > endobj 292 0 obj > endobj 293 0 obj > endobj 294 0 obj > endobj 295 0 obj > endobj 296 0 obj > endobj 297 0 obj > endobj 298 0 obj > endobj 299 0 obj > endobj 300 0 obj > endobj 301 0 obj > endobj 302 0 obj > endobj 303 0 obj > endobj 304 0 obj > endobj 305 0 obj > endobj 306 0 obj > endobj 307 0 obj > endobj 308 0 obj > endobj 309 0 obj > endobj 310 0 obj > endobj 311 0 obj > endobj 312 0 obj > endobj 313 0 obj > endobj 314 0 obj > endobj 315 0 obj > endobj 316 0 obj > endobj 317 0 obj > endobj 318 0 obj > endobj 319 0 obj > endobj 320 0 obj > endobj 321 0 obj > endobj 322 0 obj > endobj 323 0 obj > endobj 324 0 obj > endobj 325 0 obj > endobj 326 0 obj > endobj 327 0 obj > endobj 328 0 obj > endobj 329 0 obj > endobj 330 0 obj > endobj 331 0 obj > endobj 332 0 obj > endobj 333 0 obj > endobj 334 0 obj > endobj 335 0 obj > endobj 336 0 obj > endobj 337 0 obj > endobj 338 0 obj > endobj 339 0 obj > endobj 340 0 obj > endobj 341 0 obj > endobj 342 0 obj > endobj 343 0 obj > endobj 344 0 obj > endobj 345 0 obj > endobj 346 0 obj > endobj 347 0 obj > endobj 348 0 obj > endobj 349 0 obj > endobj 350 0 obj > endobj 351 0 obj > endobj 352 0 obj > endobj 353 0 obj > endobj 354 0 obj > endobj 355 0 obj > endobj 356 0 obj > endobj 357 0 obj > endobj 358 0 obj > endobj 359 0 obj > endobj 360 0 obj > endobj 361 0 obj > endobj 362 0 obj > endobj 363 0 obj > endobj 364 0 obj > endobj 365 0 obj > endobj 366 0 obj > endobj 367 0 obj > endobj 368 0 obj > endobj 369 0 obj > endobj 370 0 obj > endobj 371 0 obj > endobj 372 0 obj > endobj 373 0 obj > endobj 374 0 obj > endobj 375 0 obj > endobj 376 0 obj > endobj 377 0 obj > endobj 378 0 obj > endobj 379 0 obj > endobj 380 0 obj > endobj 381 0 obj > endobj 382 0 obj > endobj 383 0 obj > endobj 384 0 obj > endobj 385 0 obj > endobj 386 0 obj > endobj 387 0 obj > endobj 388 0 obj > endobj 389 0 obj > endobj 390 0 obj > endobj 391 0 obj > endobj 392 0 obj > endobj 393 0 obj > endobj 394 0 obj > endobj 395 0 obj > endobj 396 0 obj > endobj 397 0 obj > endobj 398 0 obj > endobj 399 0 obj > endobj 400 0 obj > endobj 401 0 obj > endobj 402 0 obj > endobj 403 0 obj > endobj 404 0 obj > endobj 405 0 obj > endobj 406 0 obj > endobj 407 0 obj > endobj 408 0 obj > endobj 409 0 obj > endobj 410 0 obj > endobj 411 0 obj > endobj 412 0 obj > endobj 413 0 obj > endobj 414 0 obj > endobj 415 0 obj > endobj 416 0 obj > endobj 417 0 obj > endobj 418 0 obj > endobj 419 0 obj > endobj 420 0 obj > endobj 421 0 obj > endobj 422 0 obj > endobj 423 0 obj > endobj 424 0 obj > endobj 425 0 obj > endobj 426 0 obj > endobj 427 0 obj > endobj 428 0 obj > endobj 429 0 obj > endobj 430 0 obj > endobj 431 0 obj > endobj 432 0 obj > endobj 433 0 obj > endobj 434 0 obj > endobj 435 0 obj > endobj 436 0 obj > endobj 437 0 obj > endobj 438 0 obj > endobj 439 0 obj > endobj 440 0 obj > endobj 441 0 obj > endobj 442 0 obj > endobj 443 0 obj > endobj 444 0 obj > endobj 445 0 obj > endobj 446 0 obj > endobj 447 0 obj > endobj 448 0 obj > endobj 449 0 obj > endobj 450 0 obj > endobj 451 0 obj > endobj 452 0 obj > endobj 453 0 obj > endobj 454 0 obj > endobj 455 0 obj > endobj 456 0 obj > endobj 457 0 obj > endobj 458 0 obj > endobj 459 0 obj > endobj 460 0 obj > endobj 461 0 obj > endobj 462 0 obj > endobj 463 0 obj > endobj 464 0 obj > endobj 465 0 obj > endobj 466 0 obj > endobj 467 0 obj > endobj 468 0 obj > endobj 469 0 obj > endobj 470 0 obj > endobj 471 0 obj > endobj 472 0 obj > endobj 473 0 obj > endobj 474 0 obj > endobj 475 0 obj > endobj 476 0 obj > endobj 477 0 obj > endobj 478 0 obj > endobj 479 0 obj > endobj 480 0 obj > endobj 481 0 obj > endobj 482 0 obj > endobj 483 0 obj > endobj 484 0 obj > endobj 485 0 obj > endobj 486 0 obj > endobj 487 0 obj > endobj 488 0 obj > endobj 489 0 obj > endobj 490 0 obj > endobj 491 0 obj > endobj 492 0 obj > endobj 493 0 obj > endobj 494 0 obj > endobj 495 0 obj > endobj 496 0 obj > endobj 497 0 obj > endobj 498 0 obj > endobj 499 0 obj > endobj 500 0 obj > endobj 501 0 obj > endobj 502 0 obj > endobj 503 0 obj > endobj 504 0 obj > endobj 505 0 obj > endobj 506 0 obj > endobj 507 0 obj > endobj 508 0 obj > endobj 509 0 obj > endobj 510 0 obj > endobj 511 0 obj > endobj 512 0 obj > endobj 513 0 obj > endobj 514 0 obj > endobj 515 0 obj > endobj 516 0 obj > endobj 517 0 obj > endobj 518 0 obj > endobj 519 0 obj > endobj 520 0 obj > endobj 521 0 obj > endobj 522 0 obj > endobj 523 0 obj > endobj 524 0 obj > endobj 525 0 obj > endobj 526 0 obj > endobj 527 0 obj > endobj 528 0 obj > endobj 529 0 obj > endobj 530 0 obj > endobj 531 0 obj > endobj 532 0 obj > endobj 533 0 obj > endobj 534 0 obj > endobj 535 0 obj > endobj 536 0 obj > endobj 537 0 obj > endobj 538 0 obj > endobj 539 0 obj > endobj 540 0 obj > endobj 541 0 obj > endobj 542 0 obj > endobj 543 0 obj > endobj 544 0 obj > endobj 545 0 obj > endobj 546 0 obj > endobj 547 0 obj > endobj 548 0 obj > endobj 549 0 obj > endobj 550 0 obj > endobj 551 0 obj > endobj 552 0 obj > endobj 553 0 obj > endobj 554 0 obj > endobj 555 0 obj > endobj 556 0 obj > endobj 557 0 obj > endobj 558 0 obj > endobj 559 0 obj > endobj 560 0 obj > endobj 561 0 obj > endobj 562 0 obj > endobj 563 0 obj > endobj 564 0 obj > endobj 565 0 obj > endobj 566 0 obj > endobj 567 0 obj > /Type /Page >> endobj 568 0 obj > stream x+wKWpWT

Сюжет и проблематика «Слова о полку Игореве» (Второй вариант) | доклад, реферат, сочинение, сообщение, отзыв, статья, анализ, характеристика, тест, ГДЗ, книга, пересказ, литература

«Слово о полку Игореве» — выдающийся памятник древ­нерусской литературы. Это произведение обладает такими вы­сокими художественными достоинствами, что можно уверен­но предположить наличие в эпоху создания «Слова» развитой письменной и книжной культуры.

Трудно вообразить себе тот огромный временной промежу­ток, который отделяет нас от событий, описанных в «Слове о полку Игореве». Читая этот литературный памятник «старины глубокой», мы попадаем в последнюю четверть двенадцатого века. Это эпоха феодальной раздробленности, характеризую­щаяся тем, что Русь представляла собой не единое государ­ственное образование, а «содружество» многочисленных от­дельных княжеств, причем княжества эти постоянно враждо­вали друг с другом.

Вот как образно оценивает такую историческую ситуацию безымянный автор «Слова»: «…сказал брат брату: «Это мое и то мое же». И стали князья крамолу ковать. А поганые со всех сто­рон приходили с победами на землю Русскую». Словом «пога­ные» автор называет лютых врагов Руси — половцев. Их коче­вые племена, пользуясь междоусобными распрями русских князей, нападали на цветущие города и сёла, неся смерть и опустошение.

Наши предки предпринимали ответные походы. Некоторые из них были успешными, другие — неудачными, но угроза оста­валась постоянной. И именно потому, что правители Руси никак не могли объединиться в борьбе против общего внешнего вра­га. Об одном из таких походов, закончившемся разгромом рус­ских войск, и рассказывается в «Слове о полку Игореве».

Сюжет «Слова» можно пересказать очень коротко. Весной 1185 года Новгород-Северский князь Игорь Святославич вы­ступает с немногочисленными союзниками в поход против половцев. С началом похода совпадает дурное предзнамено­вание — солнечное затмение, произошедшее 1 мая. По древ­ним поверьям легко объяснимое для нас природное явление сулило беду войску Игоря. Тем не менее князь не отказывает­ся от своего замысла. Как пишет автор «Слова», «ум князя ус­тупил желанию». Он объявляет воинам: «Лучше ведь убитым быть, чем плененным быть; сядем же, братья, на борзых коней да посмотрим хоть на синий Дон».

В первой битве россияне остались победителями, взяли стан неприятелей, их семейства. Но затем разбитые половцы соединились с новыми толпами, и их число постоянно умно­жалось. Русские были окружены. Они бились храбро, отчаян­но. Сам Игорь ездил на коне, ободряя своих воинов. Редкое мужество показал и его брат Всеволод («буй тур Всеволод»). Но все-таки русское войско было разбито, а сам Игорь стал плен­ником половецкого хана Кончака. Через некоторое время кня­зю удалось бежать и возвратиться на Родину.

Итак, мы видим, что «Слово о полку Игореве» небогато внешними событиями. При этом содержание произведения очень значительно и выходит за рамки сюжета. Основная идея «Слова» — это призыв к единению Руси во имя отражения внешнего врага. В отличие от современников князя Игоря и автора «Слова», мы знаем, что призыв тот, к сожалению, так и не был услышан. Именно из-за непростительной глухоты власть имущих Русь через несколько десятилетий подверглась нападе­нию татаро-монгольских орд и потеряла свою независимость. Но хотя «Слово о полку Игореве» рассказывает о поражении русских, в нем нет и тени уныния. Оно проникнуто духом опти­мизма. И этот оптимизм оправдан, как показывает вся последу­ющая история нашего государства. Были в ней жесточайшие поражения, но сила и стойкость русского духа возрождали стра­ну и вели ее к славным победам — таким, как Куликовская бит­ва, отражение наполеоновского нашествия, разгром гитлеров­ской Германии в Великой Отечественной войне. Автор «Слова о полку Игореве», конечно, не мог всего этого знать. Но он по­казал в своем произведении те черты русского национального характера, которые давали ему повод для оптимизма. Это стрем­ление защитить Родину даже ценой собственной жизни, это чувство долга и чести, не позволяющее отступать перед превос­ходящими силами врага. В образах героев «Слова» автор демон­стрирует нам такие нравственные качества наших предков, как человечность, забота о ближнем, женская верность. Гуманизм автора проявляется и в характеристиках действующих лиц, и в поведении героев перед лицом смертельной опасности. Материал с сайта //iEssay.ru

Богатству внутреннего содержания «Слова о полку Игоре­ве» соответствуют его поэтические достоинства. Разнообразна интонация авторской речи: автор то негодует, возмущаясь не­дальновидностью русских князей; то скорбит, когда пишет о том, что «черная земля под копытами костьми была засеяна и кровью полита: горем взошли они по Русской земле». То, на­конец, ликует, когда князь Игорь благополучно возвращается на родную землю («сёла рады, грады веселы»), и провозглашает здравицу своим героям: «Слава Игорю Святославичу, буй туру Всеволоду.. Здравы будьте, князья и дружина, борясь за хрис­тиан против нашествий поганых!»

Очень верно и точно оценил значение выдающегося памят­ника древнерусской литературы тонкий исследователь «Слова» академик Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Этот памятник вечно свеж. Каждая эпоха находит в нем новое и свое. Это предназ­начение подлинных произведений искусства: они говорят но­вое новому, и они всегда современны».

На этой странице материал по темам:

• «проблематика слова…»
• сюжет произведения слово о полку игореве
• южет и проблематика слова о полку игореве
• тематика и проблематика слова о полку игореве
• тематика и проблематика слово о полку игореве

Исследователи представили революционную теорию эволюции лошади — ScienceDaily

Ученые давно задавались вопросом, как лошадь эволюционировала от предка с пятью пальцами до животного, которого мы знаем сегодня. Хотя широко распространено мнение, что лошади просто эволюционировали с меньшим количеством пальцев, исследователи из Колледжа остеопатической медицины Нью-Йоркского технологического института (NYITCOM) выдвинули новую теорию, согласно которой остатки всех пяти пальцев все еще присутствуют в копытах лошади.

Люди и лошади являются потомками общего предка с пятью пальцами.Поскольку лошади эволюционировали, чтобы жить на открытых пастбищах, их анатомия требовала более компактной конструкции, чтобы можно было передвигаться по твердым равнинам. До сих пор ученые полагали, что лошади адаптировались к этим условиям, постепенно эволюционируя с меньшим количеством пальцев, чем у их пятипалого предка: первая лошадь сохранила только четыре пальца, ее более поздний потомок сократился до трех, а сегодняшняя лошадь сохранила только центральный палец, известный как передний. пястная кость, длинная кость над копытом.

Впервые, как опубликовано в выпуске Royal Society Open Science от 24 января, исследователь NYITCOM, Никос Солуниас, к. Д., палеонтолог и профессор анатомии, и группа исследователей предполагают, что сокращение числа пальцев не является следствием простого истощения; вместо этого они считают, что все пять пальцев слились, чтобы сформировать уплотненные передние конечности с копытами, которые мы знаем сегодня.

В настоящее время ученые согласны с тем, что шины, небольшие кости, обнаруженные вдоль внешних сторон пястных костей у современных лошадей, являются частично сформированными остатками второго и четвертого пальцев. Эти фрагменты, сужающиеся к середине пястной кости, были унаследованы от более раннего предка, но перестали развиваться в полностью сформированные пальцы у современных лошадей.Хотя исследователи NYITCOM отмечают, что это объяснение второй и четвертой цифр жизнеспособно, они утверждают, что оно неполно и не учитывает первую и пятую цифры животного. Утверждая, что лошадь на самом деле не является однопалой, то есть однопалой, эти исследователи утверждают, что фрагменты «недостающих» пальцев могут быть обнаружены в виде гребней на задней стороне шин. По мнению исследователей, это свидетельствует о том, что первый и пятый пальцы не просто были потеряны в ходе эволюции, а присоединились к соседним вторым и четвертым пальцам.

«С поверхностью, отличной от пястной кости, мы знаем, что шины на современных лошадях представляют собой остатки второго и четвертого пальцев», — сказал Солуниас. «Однако эти частично сформированные пальцы, по-видимому, также содержат свои собственные приподнятые поверхности, которые содержат дополнительные эволюционные ключи. Мы находим, что эти гребни, расположенные на задней части каждой шины, являются частично сформированными остатками первого и пятого пальцев, которые когда-то были связаны с хрящами копыта».

Солуниас впервые рассмотрел эту теорию в 1999 году, изучая окаменелости лошади возрастом восемь миллионов лет, известной как Hipparion primigenium.Знаменитые следы Лаэтоли в Танзании демонстрируют, что Гиппарион ходил рядом с ранними людьми и, как полагали, имел три пальца. Однако Солуниас заметил, что нижняя поверхность окаменелой передней конечности Гиппариона, казалось, была разделена на пять частей, как будто маленькие пальцы ног были соединены вместе. После дальнейшего изучения изображений следов Лаэтоли он подтвердил свою находку в нескольких отпечатках и посчитал, что у Гиппариона не только было пять уплотненных пальцев на ногах, но, вероятно, он передал эту черту своим потомкам.

«Интересно, что мы находим намеки на недостающие пальцы не только у современной лошади, но и у ее предков, таких как Hipparion и Mesohippus, двух видов, которые, как полагают, имели три пальца на ногах», — сказал Солуниас.

Мелинда Дановиц, DO, недавняя выпускница NYITCOM и со-исследователь Солуниаса в исследовании, добавила: «Хотя происхождение лошади классически описывается как эволюция от четырех до трех пальцев, а в конечном итоге до одного пальца, мы показываем, что ее вымершие предки демонстрируют редуцированные пальцы как на запястьях, так и на копытах.Эти находки показывают, что сегодняшняя лошадь на самом деле не является однопалой, а более ранние предки на самом деле не были трехпалыми или четырехпалыми, то есть трехпалыми или четырехпалыми».

Исследователи также обнаружили сосудисто-нервные свидетельства в поддержку теории пятизначного числа: при вскрытии передних конечностей зародышей современных лошадей было обнаружено большее количество артерий и нервов, чем можно было бы ожидать в однозначном числе.

«Если у сегодняшней лошади действительно есть один палец на переднюю конечность, мы ожидаем, что каждая передняя конечность будет иметь в общей сложности две вены, две артерии и два нервных пучка», — сказал Дановиц.«Однако наши вскрытия обнаружили от пяти до семи сосудисто-нервных пучков на переднюю конечность, что позволяет предположить, что дополнительные пальцы ног начинают развиваться, но не становятся полностью дифференцированными».

Типы и обработка – Лошадь

Издалека копыта вашей лошади выглядят безупречно. Но вы замечаете темную трещину, расползающуюся от земли вверх по копытной стенке его левого переднего. Как у вашей лошади появилась трещина в одной из ее, казалось бы, непроницаемых копыт, и что вы можете сделать, чтобы остановить ее продвижение?

Трещины копыт возникают по многим причинам. Некоторые из них поверхностны, некоторые серьезны, и любой из них может быть постоянным. Ежедневный осмотр и чистка копыт вашей лошади, а также регулярная расчистка/подковка лошади могут помочь в первую очередь предотвратить появление трещин копыт. Экологические, генетические, пищевые и конформационные факторы также играют важную роль в здоровье и силе копыт. Существует много типов дефектов копыта, которые включают сколы, разрывы и растрескивание копытной стенки. Здесь мы опишем, как распознать распространенные трещины копыт и справиться с ними.

Трещина в траве

Обычно трещина в траве представляет собой поверхностный дефект, который начинается от земли и движется вверх. Обычно он очень тонкий и не проникает глубоко в стенку. Эти трещины могут возникать по многим причинам, включая изменение состояния грунта (в частности, переход от очень влажных к сухим условиям окружающей среды), плохое питание (недоедание тормозит рост копыта) и отсутствие физических упражнений (поскольку физические упражнения увеличивают приток здоровой крови к копыту).

Трещины в песке

Они очень похожи на трещины травы; однако они берут начало от коронарного пучка и распространяются вниз.

Трещины на пятках

Трещины на пятках могут быть очень болезненными. Большинство из них вызвано «короткой подковкой», когда пятка подковы не закрывает пятку копыта лошади. Трещины в области пятки также могут быть вызваны слишком длинной обувью — чрезмерная длина обуви создает рычаг, который оказывает чрезмерное усилие на область пятки. Трещины на пятке также могут появиться из-за неравномерной нагрузки на пятку.

Бар трещины

Трещины стержня, которые появляются в стержнях (внутренние складки копытной стенки, расположенные по обе стороны от стрелки), также могут быть болезненными и обычно вызваны травмой (например,д., наступив на твердый или острый предмет). Согнутые или кривые стержни имеют тенденцию быть более слабыми и более склонными к растрескиванию.

Трещины на пальцах ног

Ваша лошадь может перегружать зацеп во время движения, вызывая эти трещины. Кроме того, многие лошади с болью в пятке сначала приземляются зацепом, вызывая сильное сотрясение зацепа и, следовательно, трещины. Глава фонда Hoof Project Foundation Дэвид Худ, доктор философии, DVM, изучает лошадей с заметной щелью или выемкой на дистальной дорсальной стороне дистальной фаланги (самая нижняя точка на вершине копытной кости), чтобы определить, является ли слабая или отсутствие ламинарного прикрепления стенки к копытной кости в этой области вызывает трещины пальцев стопы.

Трещины на четверть

Трещины четверти могут быть самыми тяжелыми из всех трещин копыта, с которыми нужно справиться. Они обычно вызваны неравномерным приземлением стопы, как правило, из-за дефектов строения, таких как вальгусная деформация запястья (отклонение нижней конечности от колена наружу, наблюдаемое как вывих колен) или варусная деформация (отклонение нижней конечности от колена кнаружи). видно как схождение). Они также могут быть результатом многих других факторов, таких как небрежное обращение (копыта могут стать слишком длинными, если их не обрезать регулярно, вызывая трещины и расщепления), дисбаланс (когда одна сторона венчика выше другой), дефекты копытной кости (т. г., воспаление и деминерализация копытной кости, переломы, кератомы [опухоли нижележащих структур копытной стенки] или ремоделированные копытные кости), постоянное воздействие на твердые поверхности и травмы.

Трещины четверти обычно появляются на коронарной полосе и растут к земле. Эти типы трещин могут кровоточить или инфицироваться, вызывая сильную боль. Вашему ветеринару может потребоваться рентгенограмма (рентген), чтобы определить точную причину трещины. Рентгенограммы могут выявить посторонние предметы в копытной стенке, дефекты копытной кости или ремоделирование копытной кости, которые могут ослабить стенку и создать трещины.

Абсцессы копыт также могут вызывать трещины. Если у вашей лошади абсцесс, и инфекция просачивается из коронарного пучка, на линии роста волос может появиться небольшая горизонтальная трещина, называемая расщелиной. Обычно эти небольшие щели без проблем срастаются по копытной стенке, если их содержать в чистоте и достаточной сухости.

У моей лошади сломано копыто, что теперь?

Если трещина в копыте вашей лошади кажется поверхностной, попросите вашего кузнеца или ветеринара осмотреть ее, когда они в следующий раз увидят вашу лошадь. С появлением смартфона стало легко сделать снимок и отправить его своему кузнецу и ветеринару для тщательного изучения. Однако, если вы заметили какую-либо инфекцию, кровь или хромоту, связанные с трещиной, немедленно позвоните своему ветеринару.

Что могут сделать ваш кузнец и ветеринар, чтобы решить эту проблему? Во-первых, для команды владельцев, тренеров, кузнецов и ветеринаров определение причины трещины является самой важной частью головоломки, потому что это может помочь предотвратить ее повторение.

Первый шаг, который вы и ваша команда по уходу за лошадьми, вероятно, предпримете в этом процессе, — это наблюдение за шагом и рысью лошади, чтобы определить ее шаг. Они рассмотрят телосложение вашей лошади и то, что вы просите ее сделать как спортсмена, а также внимательно изучат опору, над которой вы ее работаете – жесткая или неровная? Поймите, что вам, возможно, придется внести изменения в окружающую среду, например, исключить чрезвычайно влажную, сухую или грязную выгонку или условия подстилки, прежде чем ваш ветеринар и кузнец смогут устранить трещины в копытах. Знание того, какой тип корма и добавок получает лошадь, также поможет ей определить, находится ли ваша лошадь на правильной диете для поддержки своих копыт (несколько исследований показали, что добавки с биотином, например, могут улучшить качество копыт). Короче говоря, рассмотрите все факторы содержания и образа жизни вашей лошади, чтобы определить причину и, таким образом, предотвратить рецидив.

Следующим шагом является устранение и стабилизация трещины в копыте. У вашего кузнеца и ветеринара могут быть определенные методы, которые они предпочитают использовать для различных типов трещин.Балансировка копыт лошади, чтобы ее вес был более равномерно распределен вокруг центра тяжести конечности, является основным фактором при устранении трещины (трещин). В некоторых случаях расчистка копыта — это все, что нужно, чтобы удалить трещину или направить лошадь на путь выздоровления. Более серьезные трещины могут потребовать корректирующих методов подковывания и стабилизации, таких как добавление зажимов на обувь по обеим сторонам трещины и размещение имплантатов поперек трещины.

Некоторые из методов, используемых ветеринарами для стабилизации трещины копыта, включают шнуровку, очистку и резекцию (отрезание частей копытной стенки) трещины, а затем просверливание очень маленьких отверстий с каждой стороны от нее.Они пропускают проволоку из нержавеющей стали через отверстия, соединяя проволоки на каждом конце и затягивая их, скручивая концы вместе.

Другой метод ремонта трещин в копытах включает проволоку и очень маленькие винты. Практикующий врач вставляет шурупы в копытную стенку по обе стороны от трещины. Он или она переплетает проволоку вперед и назад вокруг выступающих головок винтов. Много раз лечащий ветеринар или кузнец наносит на винты специальный клей для заплат, чтобы они не выходили из копытной стенки.

Ветеринары и кузнецы обычно используют такие полимерные и акриловые пластыри или «клей» для стабилизации и ремонта копытных трещин. Они смешивают некоторые из этих материалов со стекловолокном, чтобы создать более прочные заплаты над трещинами копыт или вокруг них. Имейте в виду, что трещина, которая была кровоточащей, инфицированной или заполненной бактериями или грибками, никогда не должна быть покрыта каким-либо ремонтным материалом, если только ветеринар или кузнец не добавят дренаж для лечения области. Закрытие зараженной трещины, скорее всего, усугубит ситуацию, создав питательную среду для вредных бактерий или грибков.

Очень важно, чтобы вы искали кузнеца и ветеринара, обученных диагностике и устранению трещин копыт. Многие кузнецы имеют квалификацию — благодаря опыту, а также возможностям непрерывного образования, предлагаемым государственными и национальными ассоциациями, — ремонтировать трещины копыт, а некоторые специализируются только на устранении трещин копыт. Если вы подозреваете, что ваша лошадь хромает из-за трещины копыта или если в области трещины есть инфекция или кровотечение, позвоните ветеринару, чтобы он встретился с вами и вашим кузнецом.

Сообщение на вынос

В конце концов, вы можете предотвратить появление трещин в копытах, ежедневно чистя и осматривая копыта вашей лошади и следя за тем, чтобы она регулярно расчищалась и/или подковывалась для профилактического обслуживания. Наймите высококвалифицированного кузнеца, чтобы копыта вашей лошади были сбалансированы. Убедитесь, что ваша лошадь получает правильное питание, необходимое для поддержания здоровых копыт, и размещайте ее в среде, которая не является слишком влажной, сухой или жесткой. Хотя эти шаги могут показаться простыми, часто именно самые основные вещи помогают нашим лошадям хорошо себя чувствовать.Унция профилактики и небольшое усилие сегодня принесут положительные результаты для вашей лошади позже.

Ужасные волки на самом деле не были волками, обнаружены новые генетические подсказки

Ужасные волки — легендарные звери. Тысячи этих вымерших плейстоценовых хищников были извлечены из карьеров La Brea Tar Pits в Лос-Анджелесе. А массивные псовые даже получили некоторое время в центре внимания благодаря телесериалу Game of Thrones . Но новое исследование генетики лютоволков поразило палеонтологов: они обнаружили, что эти животные вовсе не волки, а скорее последние представители линии собак, которая эволюционировала в Северной Америке.

С тех пор, как они были впервые описаны в 1850-х годах, лютоволки захватили воображение современных людей. Их останки были найдены на большей части территории Америки, от Айдахо до Боливии. Просачивание асфальта в Ла-Бреа является личным свидетельством того, как животные-жертвы, увязшие в смоле, заманили многих из этих хищников ледникового периода на липкую смерть. Застывшие в смоле останки ужасных волков показывают импозантного охотника до шести футов в длину, с адаптацией черепа и челюстей, позволяющей уничтожать огромную, борющуюся мегафауну. Хотя эти псовые явно эволюционировали, чтобы справиться с мастодонтами, лошадьми, бизонами и другими крупными травоядными, бродившими в то время по Америке, сходство скелетов между лютоволками и более мелкими серыми волками сегодня предполагает близкое родство.Долгое время считалось, что лютые волки обосновались в Северной Америке до того, как серые волки последовали за ними через Берингов мост из Евразии. Теперь некоторые хорошо сохранившиеся ДНК, кажется, коренным образом меняют историю.

Новое исследование, опубликованное в январе в Nature , , началось как попытка понять биологические основы ужасных волков. «Для меня это началось с решения отправиться в путешествие по США, чтобы собрать образцы ужасных волков и посмотреть, что мы можем получить, поскольку на тот момент никому не удавалось получить ДНК из образцов ужасных волков», — говорит археолог Даремского университета. соавтор исследования Анджела Перри.В то же время генетик и соавтор Кирен Митчелл из Университета Аделаиды в Австралии также пытался извлечь и изучить древнюю ДНК из останков ужасного волка — как и другие лаборатории, которые в конечном итоге сотрудничали в проекте.

Один из вопросов исследователей заключался в том, как лютоволки связаны с другими волками. На протяжении десятилетий палеонтологи отмечали, насколько похожи кости люто-волков и серых волков. Иногда их трудно отличить друг от друга. «Моя догадка заключалась в том, что лютые волки, возможно, были специализированной родословной или подвидом серых волков», — говорит Митчелл.

Но новые улики говорят о другом. Предварительный генетический анализ показал, что лютые и серые волки были , а не близкими родственниками. «Я думаю, что могу говорить за всю группу, когда скажу, что результаты определенно стали неожиданностью», — говорит Перри.

После секвенирования пяти геномов окаменелостей ужасных волков возрастом от 50 000 до 13 000 лет исследователи обнаружили, что животные принадлежали к гораздо более древней линии собак. Ужасные волки, как теперь выяснилось, произошли в Америке и не имели близкого родства с серыми волками из Евразии; в последний раз у серых волков и лютоволков был общий предок около 5 лет.7 миллионов лет назад. Исследователи говорят, что сильное сходство между ними — это случай конвергентной эволюции, когда разные виды развивают сходные приспособления — или даже внешний вид — благодаря сходному образу жизни. Иногда такое сближение бывает лишь грубым, например, у птиц и летучих мышей развиваются крылья, несмотря на их различную анатомию. В случае с ужасными и серыми волками жизнь в погоне за крупными травоядными, чтобы поймать немного мяса копытом, привела к тому, что две разные линии псовых независимо произвели волкоподобные формы.

«Эти результаты полностью опровергают представление о том, что лютые волки были просто более крупными родственниками серых волков», — говорит юконский палеонтолог Грант Зазула, не участвовавший в новом исследовании. На самом деле, сходство между ними привело к тому, что серых волков стали воспринимать как заменителей биологии и поведения лютоволков, от динамики стаи до звука воя животного. Новая личность лютоволка означает, что многие предыдущие предположения — вплоть до того, как он выглядел в жизни — требуют повторного исследования. «Изучение древней ДНК и белков из ископаемых костей быстро переписывает ледниковый период и новейшую историю млекопитающих Северной Америки», — говорит Зазула.

С технической точки зрения, новые данные означают, что лютоволкам может понадобиться новое название рода, чтобы показать, что они больше не являются частью рода Canis , , к которому принадлежат серые волки. Перри, Митчелл и их коллеги предполагают, что Aenocyon , означает «ужасный волк». Но исследователи не ожидают, что их выводы полностью опровергнут традицию, и Aenocyon dirus , вероятно, по-прежнему будет называться ужасным волком. «Они просто присоединятся к клубу гривистых волков, которых называют волками, но на самом деле ими не являются», — говорит Перри.

Новые результаты также дополняют размышления экспертов о том, почему лютые волки в конечном итоге исчезли после закрытия последнего ледникового периода. Эти хищники стали специализироваться на охоте на верблюдов, лошадей, бизонов и других травоядных в Северной Америке за миллионы лет. Когда эти источники добычи исчезли, исчезли и лютые волки. «В отличие от серых волков, которые являются образцом адаптации, — говорит Перри, — лютоволки кажутся гораздо менее гибкими, чтобы справляться с меняющимися условиями и добычей».

Ужасные волки не оставили генетического наследия, кроме разлагающейся ДНК в своих древних костях. Хотя псовые, такие как волки и койоты, часто создают гибриды, лютоволки, по-видимому, не делали этого ни с какими другими псовыми, оставшимися в живых сегодня. Перри, Митчелл и их коллеги не обнаружили ДНК-доказательств скрещивания между люто-волками и серыми волками или койотами. Ужасные волки были генетически изолированы от других псовых, отмечает Митчелл, поэтому «гибридизация не могла обеспечить выход», потому что лютоволки, вероятно, не могли производить жизнеспособное потомство с недавно прибывшими волками из Евразии.

13 000 лет назад ужасным волкам грозило исчезновение. Эволюция в суровых, изменчивых условиях Евразии, возможно, дала серым волкам преимущество, отмечает Зазула, «в то время как большие, злые лютоволки были застигнуты врасплох, отдыхая в южной Калифорнии в конце ледникового периода». Но то, что может показаться концом истории ужасного волка, на самом деле только начало. Сохранившиеся гены показали, что лютые волки и их предки были главными псами в Америке более пяти миллионов лет, и первые главы их истории ждут, чтобы их переписали.

Версия этой статьи под заголовком «Ужасно, но не волки» была адаптирована для включения в апрельский выпуск Scientific American за 2021 год.

Пещера Ласко – Священная Земля

Солнечным сентябрьским днем ​​1940 года пес Робот подростка Марселя Равидата исчез в яме на склоне холма Ласко, недалеко от города Монтиньяк в Дордони, Франция. Равидат встал над отверстием, которое, казалось, поглотило его спутника, и бросил горсть камешков, чтобы проверить глубину.То, что он услышал, было грохотом из глубины чрева земли. Марсель быстро заподозрил, что Робот привел его к легендарному туннелю, который, как утверждали местные жители, проходил между рекой Везер и замком Монтиньяк.

Через несколько дней, 12 сентября, Равидат вернулся с тремя друзьями, чтобы исследовать проход. Войдя через отверстие Робота, мальчики соскользнули в 15-метровую шахту, прежде чем их выплюнуло в большую камеру. При тусклом свете масляной лампы они вскоре поняли, что зал был не старым туннелем, а огромной естественной галереей нарисованных изображений. Позже Равидат вспоминал, что он и его друзья видели «кавалькаду животных крупнее жизни, нарисованных на стенах и потолке пещеры — каждое животное, казалось, двигалось». ^[I] Мальчики сделали поразительное открытие: свидетельства существования вымершей цивилизации с удивительной визуальной историей отдаленной итерации человечества.

История

Пещера Ласко — одна из 25 пещер периода палеолита, расположенных в долине Везер — части региона Нувель-Аквитания на юго-западе Франции.Внутри пещеры заселение эпохи верхнего палеолита (датируемое между 28 000 г. археологи подозревают, что художники могли использовать усиленные леса из ветвей деревьев, чтобы добраться до верхних поверхностей. Исследователи отметили, что глубина, на которой картины появляются в пещере, отличает Ласко от других археологических памятников на юге Франции, таких как Абри Кастане (выкопанное каменное убежище с культурными слоями, датируемыми почти 40 000 лет назад), также расположенное в долине Везер. . ^[ii]

Стены Ласко украшены изображениями лошадей, оленей, туров, горных козлов, бизонов и нескольких кошек. В основном использовались красный, черный и желтый цвета, созданные из минеральных пигментов (охры, гематита и гетита). ^[iii]  Эти пигменты наносились либо вручную, кистями из волос и мха, либо путем выдувания порошка через полую кость. ^[iv]  Помимо живописи, в пещере чаще всего используется гравировка.В качестве самостоятельной художественной техники к некоторым картинам также применялась гравировка, скорее всего, для того, чтобы создать еще один слой формы для очертаний животных.

Самая фотографируемая часть пещеры известна как Зал Быков, помещение, на которое впервые наткнулся Марсель Равидат. Это пространство достаточно большое, чтобы вместить около 50 человек. Здесь четыре черных быка выступают в качестве доминирующих фигур среди 36 изображенных животных. Один бык имеет длину 17 футов, и внимание к деталям заставило экспертов поверить в то, что произведение искусства было создано намеренно, начиная с контура животного до того, как был добавлен цвет. Большинство животных нарисованы в профиль, а их головы слегка повернуты к зрителю, как будто для придания большего визуального воздействия за счет реализма.

За Залом Быков находится Осевая галерея, тупиковый проход, который называют «Сикстинской капеллой предыстории». ^[v]  Здесь потолок пещеры украшен эффектными композициями из красных зубров — ныне вымершего вида диких быков, — стоящих головами в форме круга. На одной стене большой черный бык стоит напротив самки зубра на противоположной стороне.Лошади выстроились вдоль прохода, о технике перспективы свидетельствует выворачивание их задних копыт.

Отдельный выход из Зала Быков ведет к Проходу, украшенному туннелю, который соединяется с Нефом — галереей, заполненной гравюрами. Здесь появляются черный бык, бизон и стадо плавающих оленей. И снова изображение бизона служит примером использования перспективы в мадленской культуре.

В самой глубокой и тесной части пещеры, известной как Шахта, находится, пожалуй, самая уникальная особенность Ласко: изображение битвы между человеком и бизоном. На картине бизон пронзен копьем и кажется мертвым. Рядом с бизоном и сломанным копьем стоит человеческая фигура с птичьей головой, тоже погибшая или тяжелораненая. Что делает это конкретное произведение настолько ценным, так это тот факт, что не только повествовательные сцены почти никогда не встречаются среди картин каменного века, но и люди тоже являются редкими объектами искусства каменного века (за заметным исключением наскальных рисунков австралийских аборигенов).

Значение этих изображений связано с вопросом: Кто расписал стены пещеры Ласко и почему? Геолог и историк Норбер Ожула сосредоточил большую часть своей работы на изучении пещеры Ласко.Ожула пришел к выводу, что из-за стратиграфии и сезонных характеристик животных (определяемых их шерстью и изображением брачных ритуалов), пространственной организации изображений и «точной временной логики» искусство Ласко было «в значительной степени продуктом деятельности, ограниченной во времени и, возможно, принадлежащей одному поколению». ^[vi]  Но почему это поколение могло взять на себя ответственность за создание столь обширного и сложного набора произведений искусства?

Возможно, самая известная теория была выдвинута священником и археологом Анри Брейем, который потратил много времени на изучение Ласко вскоре после его открытия.Опираясь на свое образование этнографа, Брей решил, что картины могли сыграть роль в вере доисторических народов в «охотничью магию». ^[vii]  Эта теория предполагает, что те, кто украшал пещеру, делали это во время ритуалов, направленных на демонстрацию власти над добычей животных и обеспечение успешной охоты. Теория Брейля, однако, не является общепризнанной, одна из причин заключается в том, что есть несколько нарисованных сцен, которые, казалось бы, не связаны с охотой — например, плавающий олень в «Нефе».

Другие эксперты также оспорили теорию Брейля, указав на Шове, еще одну украшенную пещеру каменного века, расположенную в департаменте Ардеш на юге Франции. В своем документальном фильме «Пещера забытых снов» режиссер Вернер Херцог подробно исследовал пещеру Шове. Произведения искусства, оставленные в этой пещере, даже старше, чем картины в Ласко — поразительные 32 000 лет, что делает их одними из самых древних из когда-либо обнаруженных. В пещере Шове почти все изображенные животные являются хищниками, а не добычей, и несколько животных-жертв, которые появляются, делают это в сценах без какого-либо участия человека.Как объясняет Херцог, многие из этих существ были нарисованы с несколькими конечностями, чтобы вызвать движение в двух измерениях, или «протокино». Эта конкретная техника не появляется у Ласко. Кроме того, животные пещеры Шове взаимодействуют только друг с другом, и на одном изображении изображена пара шерстистых носорогов, вступающих в территориальную конфронтацию.

Таким образом, наиболее широко распространенная теория состоит в том, что рисунки в пещере Ласко являются продуктом духовных ритуалов. Исследователь палеолита Андре Леруа-Гуран проанализировал, что Ласко был священным святилищем, используемым для церемоний инициации. ^[viii]  Леруа-Гуран писал, что из-за изоляции Ласко это способствовало этим ритуалам. Эксперты отметили, что это объяснение согласуется с наблюдением, что некоторые части пещеры украшены более богато, чем другие, что подразумевает, что эти камеры были особенно священными.

Усилия по сохранению        

После открытия в 1940 году Ласко был открыт для публики в 1948 году. К 1955 году это место ежедневно посещало около 1200 человек.Такое интенсивное движение вызвало заметный ущерб пещере. Воздействие света, изменение циркуляции воздуха и увеличение содержания углекислого газа вызвали рост лишайников и кристаллов вдоль стен, что поставило под угрозу сохранность картин. В результате пещера была закрыта для посетителей в 1963 году — через 23 года после ее открытия — и впоследствии в 1979 году была внесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Однако вместо того, чтобы оставить пещеру на постепенное стирание из общественного сознания, Министерство культуры Франции начало интенсивный проект по созданию точной копии. Завершенный и открытый в 1983 году, Ласко II расположен в 200 метрах от оригинала (недалеко от города Монтиньяк) и состоит из основных камер пещеры с точностью воспроизведенных картин, измеряемой до миллиметров. Сегодня Ласко II продолжает функционировать как антропологический и художественный сайт и способствует обучению, исследованиям и открытиям.

Ресурсы

Чалмин, Э. «Открытие необычных минералов в палеолитических черных пигментах из Ласко (Франция) и Экаина (Испания). SLAC PUB (ноябрь 2006 г.).

Гроенвельд, Эмма. «Пещера Ласко». Энциклопедия древней истории . Последнее изменение: 6 сентября 2016 г. 

«Пещера Ласко и раннее пещерное искусство». Factsanddetails.com . Последнее изменение: сентябрь 2018 г.

«Наскальные рисунки Ласко». Энциклопедия искусства каменного века . По состоянию на 19 июля 2019 г.

Лоусон, Эндрю А. «Раскрашенные пещеры: палеолитическое наскальное искусство в Западной Европе». Оксфордская стипендия онлайн (март 2015 г.).DOI: 10.1093/acprof:osobl/9780199698226.001.0001.

Луни, Мэри Бет. «Зал быков, Ласко». Умная история . Последнее изменение: 19 ноября 2015 г.

Концевые сноски

^[i] Трой Леннон, «Как собака по имени Робот помогла раскрыть доисторическую художественную галерею Ласко», The Daily Telegraph , последнее изменение от 10 сентября 2015 г. https://www.dailytelegraph.com.au/news/ сегодняшний день в истории/как-собака-называемая-роботом-помогла-раскрыть-ласко-доисторическую-художественную-галерею/новости-историю/717e1cb7dc68c1302f2575e5cdc67fe9

^[ii] «Пещера Ласко и раннее пещерное искусство», Факты и подробности.com , последнее изменение: сентябрь 2018 г. http://factsanddetails.com/world/cat56/sub361/item1465.html

^[iii] Э. Чалмин, «Обнаружение необычных минералов в палеолитических черных пигментах из Ласко (Франция) и Экайна (Испания)», SLAC PUB , ноябрь 2006 г. https://www.slac.stanford.edu /cgi-wrap/getdoc/slac-pub-12224.pdf

^[iv] Эмма Грюневельд, «Пещера Ласко», Энциклопедия древней истории , последнее изменение 6 сентября 2016 г. https://www.Ancient.eu/Lascaux_Cave/

^[v] Гроенвельд, «Пещера Ласко», 2016 г.

^[vii] Мэри Бет Луни, «Hall of Bulls, Lascaux», Smarthistory , последнее изменение 19 ноября 2015 г. https://smarthistory.org/hall-of-bulls-lascaux/

^[viii] «Lascaux Cave Paintings», Encyclopedia of Stone Age Art , по состоянию на 19 июля 2019 г.

Продолжить изучение священных мест

Исследуйте мир священных земель и найдите более 100 отчетов о местах с помощью нашей интерактивной карты.

 

Прогулки костяного оленя — журнал Lightspeed

Костяной олень ходит посреди зимы, рогатый, копытный. Глубокий белый снег распространяется под глубоким черным небом. Холодный воздух режет легкие; реки стоят как камень.

По гребням сугробов идет Костяной Олень, не оставляя следов своего прохождения. Внизу, в деревне, от него быстро задергивают шторы. Они запирают свои двери. Чеснок на перемычках и остролист на подоконниках.

Костяной олень приходит как снег.Его копыта стучат по крышам. Они стучат один раз в дверь. Его голос хрипит, как саван, натянутый по промерзшей земле. “ Быки в будках и копыта на крышах. Принесите мясо и вино для умирающего от голода оленя ».

• • • •

В ту зиму, которую я впервые жил у бабушки, я лежал один на чужой узкой кровати, еще не моей. Лунный свет серебрил незнакомую комнату; тени раскрылись в углах, как рты.

В чреве ночи его копыта застучали над головой.“ Быки в будках и копыта на крышах. Принесите мясо и вино для умирающего от голода оленя ».

Сквозь щель в занавесках просвечивал его длинный череп. В идеальных кольцах его глазниц собралась жадная тьма.

« Мясо и вино для голодающего оленя ».

Зубы щелкнули, как вязальные спицы, олень с клыками волка.

Утром снег под моим окном сиял нетронутым. Еще тогда Бабушка встретила навороченный с выключателем, так что я ей ничего не сказал.Но по мере того как зимы наступали одна за другой, я не мог не тосковать по предвещающему стук его копыт над головой.

• • • •

Первую зиму Лиза жила у меня, я ей:

Никогда не отвечай Костяному оленю. Если вы ответите ему, его сухой обветренный голос будет хрипеть снова и снова, пока ваша рука не откроет дверь сама по себе.

Молчать. Будьте спокойны. Переждите его, пока ночь не закончится и его кости не рассыплются в прах на рассвете нового года.

Она вытаращилась.«Разве он не голоден? Он может разделить мой хлеб».

Такая глупость не может продолжаться. Его нужно уморить голодом до наступления зимы. Она плакала в те первые ночи, ее ужин замерзал на снегу за окном.

В деревне их бормотание следует за мной от мясника к церкви и к универсальному магазину. «Жалко ребенка. Застрял в той старой каюте. Застрял с этой старухой. Это как выращивать розу во льду».

Пусть ропщут. Лучше мой переключатель, чем зубы Костяного оленя.

• • • •

Зимний день. Еще один, давно миновавший детство. Мы с бабушкой поплелись на погост; души сближаются на повороте года. Мы несли овсяные лепешки, чтобы накормить мертвецов, виски, чтобы утолить жажду промерзшей земли.

— Шагай быстрее, — рявкнула Бабушка. «Наступает вечер».

Сначала могилы моих родителей, тупая, как истертый зуб, скорбь. Бабушка стояла в стороне, пока я дрожал и заикался. Мне всегда хотелось что-то сказать… и всегда слова быстро застывали.

«Пойдем, Лиза».

Овсяные лепешки на могилах казались маленькими. Испещренный пеплом, уже твердеющий на морозе. Мои руки сжались в рукавицах; Я поклялся не плакать.

«Лиз, и ».

Между блуждающими рядами могил открылся участок снега, где не стояло ни одного надгробия. Не глядя на меня, бабушка хмыкнула. Холодно-неуклюжий, я откупорил виски.

Бабушка сама налила. Она рассказывала мне, что когда они были детьми, они с братом ходили в лес.

Его тело так и не нашли, шептали в деревне. Изъеденный, чистый до костей.

Бабушка долго смотрела, как медью отливает виски на снегу. Я переместился за ней, не смея топнуть онемевшими ногами. Но внезапно, как взлетающая птица, она заговорила. — Обещай мне, что не наделаешь сегодня глупостей. Ответь ему один раз, и ты его».

Я говорил мягко. — Да, бабушка.

Низко натянув меховую шапку, она отвернулась. «Эта плоть слишком стара, чтобы кормить оленя сейчас.

• • • •

В горах шел снег.

Неторопливо шагал Костяной Олень. Там, где деревенский переулок заканчивался, деревья падали, и поля расстилались безупречно белыми. На сверкающем просторе стояло одинокое темное пятнышко. Коттедж, грубый и низкий, с кирпичной трубой и окнами из рифленого стекла.

Две сгорбленные фигуры брели по снегу. Костяной Олень наблюдал, вихри кружились по его позвоночнику. Его рот открылся; ветер пел сквозь зубы. И как сильно его пронзил голод.

• • • •

Плоть и вино.

У нас было мало и того, и другого. Последние овсяные лепешки и фляжка из-под виски остались в глубоких карманах бабушкиного пальто. Она мне их не предлагала. Вместо этого она жалась к огню, а я порхал по коттеджу, запирая окна и развешивая чеснок. Пока я нарезал ей на ужин хлеб и сосиски, она пошевелилась. «Оставь это. Мои плечи болят».

Кости ее торчали, как деревянные набалдашники, кожа побелела и покрылась пятнами, словно от обморожения.Твердые нити мускулов встретились с моими усталыми пальцами. Мой желудок сжался сильнее, и я посмотрела на стол, но бабушка фыркнула.

«Эгоистичная девушка. Ты будешь есть, пока я страдаю?

Что-то постучало по крыше.

Я взглянул вверх. Лишь на миг, лишь мелькнет взгляд. Несмотря на это, плечи бабушки снова напряглись под моими руками.

— Это ночь для историй, — узко сказала она. «Садись, Лиза. Положи голову мне на колени. Давайте скоротаем часы, пока олень бродит по ночам.

Прокуренный и тесный, коттедж сомкнулся вокруг меня, как пасть. Но я собрала юбки, заняла место на полу и уставилась в огонь, а бабушка начала:

• • • •

Тогда мы были всего лишь детьми. Младший брат и девственная сестра. Суровые зимы и жестокие матери; лишения в кладовой и голод в глубинах наших сердец. Как и поступают дети, когда они достаточно проголодались, мы ускользнули в лес.

Они обняли нас, как настоящие материнские объятия.Сквозь ветви к нам проникал скудный свет. Они изогнуты над головой, как ребра; мы могли бы также быть внутри зверя.

Через ветку и иголку мы наткнулись на реку. Ты видела их, Лиза. Горные реки: прожорливые. Спускаясь с пиков, слюнявя их берега.

Рядом со мной Матс хныкал, требуя выпить. Но в своем реве такие реки почти говорят: Кто меня выпьет, непременно умрет .

я умолял. Я бушевал. Даже тогда я был вспыльчивым — молчи, Лиза.Не говори, не лги. Я слышу их в деревне. Обветренная и увядшая, эта крутая и жестокая старуха . Дураки, много. Они не голодали, как я.

История блуждает. Снова опусти голову. Там.

Матс хныкал, как и ты. Тогда он опустился на колени к воде, и она унесла его.

• • • •

Еще один стук по крыше. Чувствуя себя больным, я не смел пошевелиться.

«Проверь замки, Лиза».

Засов холодом прокусил мне ладонь.За потрескивающим пламенем и тяжелым дыханием бабушки ночь стояла безмолвная. Ни рыскающих копыт, ни скрипучей челюсти. Волосы на шее все равно зашевелились. Дрожа, я ищу одеяло, но оно уже лежит свернутое на коленях у бабушки.

«Вы устроились, бабушка? Пожелать тебе спокойной ночи?

«Побудь со мной, пока Костяной Олень будет проходить мимо. Моя история не заканчивается тем, что мой брат в реке».

• • • •

« Кто выпьет меня, тот непременно умрет », — гремела вода. Но Матс встал на колени, и река унесла его —

И выплюнул его дрожащего на берег, промокшего до костей. Я никогда не видел ничего столь тонкого; он казался вырезанным из стекла. Пошатываясь, он задрожал — живой. Я опустилась на колени и обвила руками его шею. Промокший, с вытаращенными глазами и сопящим — но живой.

Он больше не говорил, пока мы шли через лес.

Следующий ручей был не чем иным, как пятном грязи. Каждый раз, когда я тянулся к Мэтсу, он был там, послушно брел по распухшей от дождя земле.Потом сквозь тишину мертвых листьев чудесное зрелище —

Домик в лесу. Ставни сломаны, как печенье; бездымный дымоход.

Что же еще делать, как не идти доверчиво, устало вверх по тропе? Что еще я мог сделать, кроме как толкнуть дверь и завести брата внутрь?

• • • •

Тишина. Возможно, было больше. Обычно был. Я держал себя маленьким и неподвижным, легко забываемый кусочек. Бабушкино шерстяное одеяло царапало мне щеку, ее приторное тепло сжимало горло.

Заслужил ли я ужин? У меня закружилась голова, когда я выпрямился. Лучше не рисковать. Возможно, овсяные лепешки в кармане ее пальто — она вряд ли пропустит это.

Но прежде чем я успел набраться храбрости, сквозь занавески упал луч лунного света. У меня перехватило дыхание. Когда они распались?

За окном простирались чистые и бодрящие поля.

Первый шаг был похож на предательство. Второй вроде неповиновения. Третий любит голод.

И тогда я стоял перед окном, листья остролиста кололи мои ладони.

Лунный свет блеснул на снегу. Далеко угольные леса царапали белизну. Я вдохнул дыхание зимы, мои легкие восхитительно болели.

Стук, стук, стук по крыше.

Стук, стук, стук по стенам.

Знакомые черные глазницы сковывали меня, как лютый мороз.

» Принеси мясо и вино, моя дорогая «. Его шепчущий голос звучал мягко, нежно. Я наклонился вперед, почти не осознавая—

«Лиз?»

У костра Бабушка пошевелилась. Одеяло соскользнуло с ее колен. Она выглянула из-за спинки стула, ее черепаший рот сжался.

Мое сердце бешено колотилось. Видела ли она Костяного оленя? Нет, за моей спиной не кружилось ничего, кроме вихрей. Я открыл рот, желая защитить себя, но в моих ушах уже звенело слишком много упреков.

Кривым пальцем Бабушка поманила.

• • • •

Что я мог сделать, кроме как завести брата внутрь? В коттедже была пыль, затянутый паутиной очаг, узкая деревянная кровать.Над камином висел ржавый котел; расшатанный стол стонал под мышиным пометом. Охотничий домик, сказал я Матсу. Эрмитаж.

Он склонил голову, задумавшись.

Какое-то время мы жили хорошо. Веником из сухих веток я подмела дачу и отогнала пауков. Матс нашел другой ручеек — помягче, обыкновенный, — и на его берегах я каждую ночь вычищал котел. Когда выпал первый снег, мы сжались в объятия зимы.

Сезоны шли один за другим, и наша кладовая полнела.Грецкие орехи и черника; зелень одуванчика и шиповника. Изредка рыбу или кролика для меня, так как Матс шарахался.

Я думал, что тепло будет длиться вечно.

• • • •

Дыхание бабушки стало глубже и медленнее. На этот раз я выждал всего мгновение, прежде чем повернуть голову. Костяной олень смотрел в окно. Он был укусом ветра и жалом кружащегося снега; треск деревьев на морозе и самая глубокая точка этой самой длинной ночи.

“ Мясо и вино для голодающего оленя .. ».

Я должен промолчать.

» Дорогая, я жажду «.

Ни одного ответа.

“ Бедняжка Лиза, ты тоже голодна? »

«Что?»

Слишком поздно. Его улыбка оборвалась.

« Мясо и вино ».

— Добрый джентльмен Олень, — сказал я высоким голосом, как снежинки, развеваемые ветром. «У нас нет ничего на ваш вкус».

“ Нет, добрая дева, такая прекрасная. Впустите меня, и я увижу .

Он не назвал меня ребенком. Моя спина выпрямилась. «Какой олень ищет мяса и вина? Разве леса недостаточно щедры для тебя?

“ Моя плоть, которую я потерял, так давно . . ».

«А вино?»

Его зубы сверкнули. « Однажды мне понравилось, когда я был мальчиком . . ».

Это ловушка Костяного оленя. Вздорные слова, чтобы ослабить бдительность. Я крепко сцепила пальцы за спиной.

“ Хотели бы вы рассказать историю этой долгой, горькой ночью? »

Да.

Но… я колебался. Свернувшись в своем кресле, бабушка бормотала густо и тяжеловесно. Стены коттеджа прижались слишком близко; прокуренный воздух давил мне на грудь. Сквозь стекло я почувствовал запах чистоты снега. — Вы не можете войти, — пробормотал я.

Он поклонился, взмахнув рогами по белой-белой земле.

« Как пожелаете », — сказал он и начал:

• • • •

Когда я был мальчиком, моя сестра привела меня в лес, потому что мы очень голодали дома.В лицо мне дул осенний ветер; последние пожелтевшие листья упали с деревьев, чтобы умереть, как надежда в грязи.

Хотя я алкал и ревел от усталости, но еще сильнее я жаждал. Мой язык пересох во рту, как кожа, и мои глаза горели от отсутствия слез.

Там была река, петляющая среди серых деревьев.

Кто выпьет меня, тот непременно умрет .

Хотя моя сестра кричала и хватала меня за воротник, я преклоняла колени перед ней. Холодная горная вода обожгла мне горло во время питья.

Вода потянулась ко мне; она держала меня так, как никогда не держала наша мать; он любовно уносил меня в свои холодные зеленые глубины. И когда оно снова отпустило меня, я стоял на четырех копытах, моя шкура была пронизана холодом воды.

• • • •

— Лжец, — сказал я, и слово надломилось.

“ Тебе нет дела до моего рассказа? »

«Это неправда». Я оттолкнулся от окна. Костяной олень стоял безмолвно, как поворотная петля года. — Это не так, — повторил я.

“ Ты была там, девица? »

«Нет.

“ Тогда кто? »

Мой взгляд переместился на бабушку. Когда я снова повернулся к Оленю, его пустые глазницы горели от холода. « Спроси у нее », — сказал он. « Если осмелишься ».

«Я…»

« Так легко проглатывается, маленькая девица ».

«Дело не в этом, я…»

Между нами повисла тишина, совершенная неподвижность Костяного Оленя была более презрительной, чем любая насмешка.

«Хорошо». Стиснув зубы, я подошел к бабушке.Положив руку ей на колено, я нежно встряхнул ее. — Бабушка, — прошептал я. «Что произошло дальше?»

Долго думал, что она не ответит. Но затем ее скрюченные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, так резко, так внезапно, что я чуть не закричал.

• • • •

Он слишком похудел.

После скудной осени лес укрыл ранний снег. Голод изгибался под моим сердцем, как лишнее ребро. Я не мог спать по ночам из-за холода, даже когда Мэтс прижался ко мне, подогнув под себя ноги.Постепенно стали обнажаться наши кости.

Однажды утром ветер совсем стих. В тишине я проснулся и обнаружил, что он холодный и неподвижный.

• • • •

Ее ногти глубже вонзились в мою кожу. — Этого рассказа достаточно?

Я сглотнул и потянул, но ее хватка только крепче. Мое запястье болело. — Пожалуйста, — сказал я, — ты делаешь мне больно.

«Он бы не выдержал, что бы я ни делал».

Сквозь стонущий ветер голосом зимы заговорил Костяной Олень. А ты назвал мою историю неправдой .

• • • •

В самую хмурую зимнюю ночь моя сестра пришла ко мне с обнаженным ножом, и слезы текли по ее впалым щекам.

— Совсем немного, — сказала она. «Только укус».

Кусок плоти, вырезанный из моего бедра. Я не мог пошевелиться от шока. Она все плакала, пока резала и резала, но ее быстрый ловкий нож снова и снова искал меня.

Следующими пошли мои голени, лишенные плоти. Мои ребра, одно за другим, она высосала начисто. Жесткое мясо моих бока она приправила грушанкой; она сварила мне плечи и поджарила круп.Мои дергающиеся уши, она зажарила до хрустящей корочки.

Оленина, просто оленина. Запах ее крови стал насыщеннее, когда она выпила мою. Ее слезы высохли; розы расцвели на ее щеках.

Наконец, она вырезала мне сердце. Он окрасил ее рот до подбородка.

Мои кости она бросила в снег.

• • • •

“ Моя сестра, она приготовила меня; моя сестра, она съела меня », — пропел Костяной Олень. « Быки в будках и копыта на крышах, принесите мясо и вино для голодающих оленей .

Бабушка царственно восседала на своем стуле. — Задерни шторы, Лиза.

“ Моя сестра, она приготовила меня; моя сестра, она съела меня ».

— Он был такой маленький, — пробормотала Бабушка. «Настолько мал.»

«Но…»

«Могло случиться все что угодно. Одна лютая холодная ночь заморозила его; одна долгая лихорадка, чтобы унести его; один волк, чтобы поразить безлунной ночью».

— Он мог бы остаться в живых, — прошептал я.

Глаза бабушки сузились.— Задерни шторы, Лиза.

«Если бы ты не…»

«Занавески, Лиза».

«Знала ли когда-нибудь моя мать?»

Пепельный, бабушка выпрямилась. Движущиеся тени слишком четко обрисовывали ее скулы; ее глаза искрились от голода. — Это был всего лишь олень, — сказала она.

И вдруг я увидела себя такой, какой она должна быть — слишком маленькой, слишком худой. Оленина, просто оленина, стоящая на две ноги перед ней.

«Занавески».

Первый шаг был похож на отчаяние.Второй вроде замерз.

Но на третьем шаге я свернул в сторону. Занавески дрожали на сквозняке, и я прошел прямо мимо окна к двери. Хотя мои пальцы дрожали на замке, он молча поддался. Порыв зимнего воздуха разрезал коттедж, отточив меня дочиста.

Костяной олень пробрался внутрь. Ночь пахла дымом и лезвиями, снежинки цеплялись за его кости, как бриллианты. « Быки в будках и копыта на крышах . . ».

— Здесь нет пира, — отрезала Бабушка.«Наши бочки пусты».

“ Принести мясо и вино . . ».

• • • •

Ты никогда не голодала, как я, Лиза.

К утру снег закопал косточки оленя. Все вытерто, все вытерто. Каждый год я выливаю свой виски на его могилу и ни о чем не жалею.

• • • •

Когда я был мальчиком, моя сестра привела меня в лес. . .

Мои кости, они были брошены; мои кости, они были потеряны.

В самую длинную ночь года, когда тень поворотного года ложится глубоко на снег, они снова соединяются вместе. Ледяная кость к ледяной кости, мои бедные ребра блестят, а голые глазницы мечтают.

Первыми пошли голени моей сестры.

• • • •

Схватив бабушкино пальто, я убежал в зимнюю ночь. В моих ушах звенели ломающиеся кости и разрывающаяся плоть. Когда ветер, наконец, поглотил их, я рухнул на колени, из носа текло и мерзло, ресницы потяжелели от инея.

“ И все равно олень голодает . . ».

Его пронзительный голос леденил сильнее, чем ветер.

“ Сестра моя, я ее съел, а бочки были пусты еще .”

Мои щеки обожжены ночью, тысячей иголок.

“ Дорогая Лиза, что с тобой? »

Вытирая нос, я наконец повернулся. Сугробы лежали нетронутыми вокруг его копыт. Слабое красноватое пятно искажало его голую морду. Челюсти его открылись, как будто он хотел петь или выть, а зубы были острыми и прекрасными.

Но потом он осел. « Сестра моя, я ее съел, и она совсем меня не наполнила ».

Мы долго смотрели друг на друга. Снег попал ему в глазницы; оно блестело, как слезы. Ветер рыдал сквозь ребра и суставы. Блеск его костей освещал тьму, яркую, как холмы.

Теперь я могу пойти куда угодно.

— Мясо и вино , — глухо сказал Олень, как будто сугробы заглушили его голос.

подумал я.Долго думал я. Ветер снова задул, и я засунул руки в карманы пальто. Мои пальцы коснулись овсяного пирога, фляги. Инстинктивно моя хватка крепче сжалась на обоих.

Так долго я был так голоден. Поедается по крупицам, так же верно, как олень.

Возможно, пришло время устроить себе пир. Я вытащил овсянку, откупорил виски. Согревшись, когда вокруг нас стихал ветер, я шагнул к Костяному Оленю.

Год балансировал на своем повороте: святой, тихий, тихий.На мгновение спокойствие. Бледный свет луны обнял нас обоих; снег тихо лежал на снегу.

Я разломил овсяный пирог пополам, предложив половину ему. Сделав пряный глоток, я протянул виски. Наконец Олень поел. Наконец он выпил.

Его плоть вернулась, как весна. Мех покрыл его бока травянистой растительностью; богатые карие глаза расцвели на пустом черепе. Среди его ребер сердце расцвело, как роза.

— Уходи, — сказал он, и богатство семян пустило корни.«Пойдем со мной побродить».

Мы могли пойти куда угодно.

И вот я забрался ему на спину, его мех был теплым даже сквозь мои гетры. Наклонившись вперед, я переплел пальцы в его густом ерше, прошептал в дергающиеся уши. «Как можно быстрее».

• • • •

В деревне нам открывают окна. Они отпирают свои двери, когда дует весенний ветерок, и пчелы жужжат над лугами. Колокольчики на перемычках и пирожные на подоконниках. Олень мчится, как необузданные реки: смеясь, легко ступая по холмам.Его копыта глубоко погружаются в размягченную землю. Снега иссякли; полевые цветы сгибаются при его прохождении.

Мы пируем, мы сыты.

Понравилась эта история? Поддержите нас одним из следующих способов:

Уход за копытами вашей лошади

Краткие факты

Установите хорошие рабочие отношения с кузнецом и ветеринаром, чтобы ваша лошадь оставалась здоровой и здоровой. Многие проблемы с ногами могут возникать у лошадей. Для уменьшения проблем с копытами:

• Запланируйте регулярную обрезку или обувание.
• Поддерживайте хороший баланс копыта.
• Обеспечьте подходящую обувь для различных погодных и дорожных условий.
• Обеспечьте соответствующее лечение при возникновении заболевания.
• Поддерживайте правильное питание лошадей.

Как часто следует расчищать или подковывать копыта вашей лошади?

Лето

Летом подрезайте или подготавливайте копыта по крайней мере каждые 6–8 недель. Выставочным лошадям может потребоваться более частая расчистка.

Зима

Поскольку зимой копыта лошади растут медленнее, вам следует расчищать или подковывать копыта каждые 6–12 недель.Этот временной интервал может различаться у разных лошадей в зависимости от роста их копыт.

Сбалансированное копыто лошади

Поддержание баланса копыт

Лошади с сбалансированными копытами лучше двигаются и меньше нагружают кости, сухожилия и связки. Идеальная стопа имеет:

• Прямой угол копыта-пясти
  • Прямая линия от пясти вниз через переднюю часть копытной стенки.
  • Это правильно выровняет кости между бабкой и копытной костью.
• Легкий обрыв
  • Носок не слишком длинный, квадратный, округлый или закругленный.
  • Это позволяет легче двигаться с каждым шагом.
  • Слишком большой перерыв может привести к проблемам со здоровьем.
• Адекватная поддержка пятки
  • Подошва доходит до конца копытной стенки и поддерживает заднюю часть всей ноги.
  • Задний край ботинка находится под линией, проведенной по центру берцовой кости.
• Медиально-латеральный баланс
  • Копыта равномерно приземляются из стороны в сторону при шаге лошади.

Узнайте, как ухаживать за копытами лошадей зимой.

Питание может помочь при некоторых проблемах с копытами

• Кормите сеном хорошего качества.
• Правильно дополняйте витамины и микроэлементы.
• Обеспечьте постоянный доступ к свежей чистой воде.
• Правильное неправильное питание может привести к постепенному улучшению здоровья копыт.
• Сотрудничайте с ветеринарами и специалистами по питанию лошадей, чтобы составить правильный план питания.

Исследования показывают, что копытам низкого качества могут быть полезны имеющиеся в продаже средства по уходу за копытами, которые содержат:

• Биотин (20 мг в день)
• Йод (1 миллиграмм в день)
• Метионин (2500 мг в день)
• Цинк (от 175 до 250 мг в день)

Общие проблемы с копытами

Плохая ковка или обрезка

• Длинные пальцы ног и сплющенные пятки
  • Растяжение сухожилий сгибателей и ладьевидной кости
• Короткие пальцы и длинные каблуки
  • Вызывают травму копытной кости и сустава
• Несбалансированные копыта
  • Вызывает нагрузку на поддерживающие связки и суставы   

Трещины копыт

Трещина от разрыва копыта лошади, вызванная длительным интервалом расчистки.

Причины

• Сухая погода или частая смена влажной погоды на сухую
• Вытянутые промежутки и длинные зацепы
• Плохое качество копыт, некоторые лошади могут родиться с ними

Лечебные насадки

• Наносите увлажнители для копыт на копытную стенку и подошву во время:
  • Сухая погода
  • Периоды ломкости или растрескивания копыт
• Обеспечить хорошее питание и имеющиеся в продаже добавки для улучшения качества копыт
• Регулярно обрезайте копыта лошади

Типы трещин копыта

Горизонтальные трещины и выбросы

Горизонтальные трещины и разрывы возникают после повреждения венечного кольца или удара по копытной стенке.Эта проблема с копытами обычно не вызывает хромоты.

Трещины в траве

Травяные трещины обычно возникают у лошадей с длинными нековаными копытами. Эти трещины можно исправить расчисткой и подковкой.

Песчаные трещины

Песчаные трещины возникают в результате повреждения венечного тяжа или болезни белой линии, которая прорывается на венечный тяж. Песчаная трещина может привести к хромоте.

Лечение может включать:

Обычно копыту лошади отрастает от девяти до двенадцати месяцев.

Дрозд

Дрозд — это зловонная черная липкая жидкость вокруг лягушки. Молочница возникает во влажных, грязных условиях. Дрозд поражает чувствительные ткани копыта и вызывает хромоту. Вы можете лечить, поддерживая свои стойла или сарай в чистоте и сухости.

Солнечный абсцесс

Лошадиное копыто с солнечным абсцессом.

Солнечный абсцесс — это инфекция подошвы копыта. Солнечные абсцессы приводят к внезапной или сильной хромоте. Причины солнечного абсцесса включают травму, ушиб или инородное тело.

Лечение включает:

• Удаление инородного тела (по возможности)
• Замачивание копыта в теплой воде с английской солью
• Содержание копыта перевязанным, чистым и сухим

Горячий гвоздь

Горячий гвоздь — это подковообразный гвоздь в чувствительной области копыта лошади. Горячие ногти обычно вызывают хромоту.

Лечение включает:

• Очистка ногтевой лунки антисептиком, средством для предотвращения роста микробов
• Тампонирование отверстия или перевязка стопы
• Предоставление бустерной вакцины против столбняка

Уличный гвоздь

Уличный гвоздь — это любой посторонний предмет, попавший в ногу лошади.Немедленно позвоните своему ветеринару, если у вашей лошади есть уличный гвоздь. Лечение будет зависеть от локализации травмы.

Ламинит и литейщик

Ламинит — отек чувствительных пластинок. Пластинка представляет собой соединительную ткань, расположенную внутри копыта. Отек заставляет копытную кость вращаться или опускаться вниз внутри копыта. Есть несколько причин ламинита.

Лечение включает:

• Обычная ковка или обрезка
• Короткие пальцы на ногах
• Держатель крестовины и опора для подошвы

Навикулярная

Заболевание ладьевидной кости поражает ладьевидную кость, сумку, связочный аппарат и/или структуры мягких тканей.Лошади, пораженные ладьевидной костью, обычно делают шаг вперед из-за боли в пятке.

Причины ладьевидной кости:

• Наследование (квотерхорс и чистокровные лошади)
• Плохая конфигурация
• Дисбаланс копыт
• Упражнения на твердых поверхностях

Лечение включает:

• Обувь
• Короткий палец на ноге
• Подъем пяток
• Хороший перерыв над
• Колодки

Автор: Мэри Бойс, DVM, Миннесотский университет

Тень Бога Кена Смита

В Мохач
в болотах, все еще под проливным дождем,
29 августа 1526 года, где вызванные
и поспешно собранные погибли тысячами
в течение мгновения летописец
пишет , в безопасном расстоянии,
жестоких пантер в одно мгновение в адскую яму.
В тот день пушки приковали колесо к колесу,
дым и крики людей и коней,
рыцари стреляли из седел, доспехи
тащили их в трясину, копыта
втоптали их, пехота резала,
в Пространство мгновения,
рутина отступления, бойни и бегства,
Пространство мгновения. Нет пленных,
вопли раненых, умирающих,
беки, налитые кровью, и молодой король,
сброшенный с коня, утонувший в нагруднике.
После этого Сулейман вспоминает, как он сидел на поле
под проливным дождем на своем сверкающем троне
под долгие аплодисменты своей армии: Я
Султан Сулейман Хан, сын Султана Селима Хана,
сын Султана Баязида Хана. Тень Бога.
И они режут пленных, роют ямы,
чтобы похоронить своих храбрых мертвецов, лошадей и людей,
30 тысяч, для которых был этот последний дождливый день,
и другие мертвецы лежат под дождем, или разбрасывают
свои кости в водно-болотные угодья и тростник.
Какие бы птицы не выклевали им глаза
Их имена не имеют значения ни ручей
в котором они утонули ни имя планеты
чье мягкое коричневое тело они загребали вслед.
После этого горит земля и церкви,
после этого женщины и рабы и серебро.
И после этого, произносит историк,
кончик его пера касается его щеки, его кончик
скрипит по странице, блеск лампы
на его чернильнице: долгая турецкая ночь,
могила нации, выкопанная под дождем.

В пространстве мгновения, в веках
мгновений накапливаются, лист за листом,
сезон за сезоном, когда проходят зимы
и войны переворачиваются, и границы сдвигаются
это пашня, старые кости выходят на поверхность
на поверхность острие мотыги и железо плуга,
лопаток и позвонков, возвышающихся в плоской
широкой огороженной местности, открытой ветру,
рыщущей тракторами колхозов
и таких же бродячих птиц, черноземом
по белому снегу, гонимому ветром чучелу
и белое безмолвие очередной зимы.
Это музей костей в густой костной
похлебке друг друга, где какая-то птица поет
в вечнозеленых растениях, а мальчик
звонит в колокольчик в наступившей долгой белой тишине.

Это поле вертикально стоящих столбов на краю ямы,
вырезанных в виде жестоких лиц, высеченных в гримасах,
с шипами, в шлемах, с рогами, неровная линия столбов
, которые являются тотемами людей, бредущими по деревьям,
некоторые наискось , длинные шеи лошадей
встающих из снега. Это цеп и дубинка
и боевой топор, голгофы ярма и луки
быстрых всадников, прицепное оружие
ивы.Это полумесяц
и звезда, крест, корона, чалма
и тарбуш, корявые взгляды солдат,
фигуры мертвецов, поднимающиеся из земли,
Сулейман с корзиной голов на рукояти
и мертвый король Лайос в синем чепце.
Над высокими струями в чистом синем
коридоре безоблачного неба над Сербией,
летя по линии великих
рек, названия которых совпадают, хотя названия
империй и народов смещаются на
на картах.Южнее отсюда, недалеко,
в спорных землях воюющих государств
кости снова встают в грязи.

[…]
Очень быстро очень медленно музыка
плач из деревень
музыка сходящая с гор
зовется через реки через равнины:
ах без шуток и без шуток
подарок коло жениху
воры они поют
танцуй моя любовь танцуй быстрее
быстрее пока мы не упадем.

Вейник, который будет соломой
Первые снежные поля превратились в плуг.
Очередь грузовиков в белом поле
Ожидание еще не посеянного зерна:
Конец зимнего квартала
Конец сезона тяги
Речной лед дрейфует на юг
Снег рушится с домов:
дни смерти Король Зима.

Бусохарас.

Время выйти на улицы
носить шкуры зверей
маски годы в создании потомства
старых шептунов в очаге
родственников преданных деревьев
и некоторых камней и всех рек
повелитель виноградных лоз и зверей
наша госпожа диких вещей старых богов
которые так и не попали на небеса.

Автобусы.

Они шагают из неписаного
забытого из Иллирии
из юга мрака бегства
и далекого воспоминания паники
рогатого копытного запоя
бога пастухов. Они выходят
по зимним улицам в масках
рогах в овечьих шкурах и патронташах
со своими колокольчиками и погремушками.

Автобусы.

С их рогами высокими в шкурах
зверей звонко лохматых усатых мужчин
огромных с их дубинами и рогами
диких в их высоких деревянных масках
приближающихся издалека
всех лет, которые они путешествовали
из неписаной аграфы
история забытых
длинные тени заблудших богов.
В полдень они перешли реку
Они вышли на улицы
наполненные организованным бунтом
мужской шум в мужском танце
стук и стук цепов
бесконечный звон колоколов их пути
через приказы анархии.

Автобусы.

свирепый и все же не свирепый
шутит и все же не шутит
это управление хаосом:
война великих трещоток
битва колокольчиков прямоходящих животных
шагая по улицам
сквозь холодный падающий солнечный свет
в дикая скирлинг музыка
с черепами животных.

Автобусы.

Другие приходят как женщины в вуали с капюшоном
коричневый монах другой дьявол
шутник в русской танковой маске
Граучо Маркс австрийский шлем.
И эти другие призраки в грязных простынях
тряпье мешковина и пепел и чулочные маски
сбившиеся в клубки наглого молчания
юноши разбрасывающие девушек
мертвые восставшие из мертвых.

Столетия назад путешественник
Эвлия Челеби предупредил своих далеких
скитающихся соотечественников о
безумцах Мохача в масках в болотистой местности
в мохнатых куртках и колокольчиках
и их безликих лицах:
они черти черти
вместо чертей
никто не должен туда ходить.
В их собственной легенде о себе
они в ужасе прогнали турок из города
. В недисциплинированном
лохматом замаскированном полупьяном ряду
среди вил и вихревых клубов
резная отрубленная голова на палке
янычара, усатый торчащий череп
ходит по кругу в рэкете
и собирающемся огне и Сумерки.

Как много лет назад они были бесстрашны
на месте поражения и снова восстали
как много лет назад кровь свиньи нарисовала
крест на городской площади и как
маски, залитые кровью животных
и дикие крики и коло
было их сопротивление.Как когда-то
были едины со зверями
едины с людьми едины с богами.

Колеют и бодаются как звери
палки для уколов колокольчики шары
а под маской еще
и еще они бусы
три дня в году бусы
выставляют свои оборванные дружины
на площадь где пушка
того года дождь
гремит грязь и тряпки и дым.

Автобусы.

С наступлением темноты третьего дня
шествия и погрома и музыки
то есть Масленица огонь зажжен
на площади.Король Зима мертв
увезли в гроб и сожгли.
На гробу цветистым
Венгерским шрифтом: продано,
наша страна, продано, у нас
ничего не осталось, кроме отцовских уколов.

Откуда эта музыка,
спрашивает пожилая женщина. Со всех сторон ее
отовсюду с земли
от ветра из длинных пройденных
борозд поражений старой печали
старой радости песен
давно ушедшей во тьму.
Продано, наша страна,
и все воры смеются.

Время идти в последний раз
по городу и сжигать зиму
с колокольчиками, пушкой и огнем
вокруг и вокруг шатающейся площади
люди в масках и лошади музыка
вокруг и вокруг коло
танцы волосатых мужчин
и зима восходит в огне
высокий дым поднимается в небо.
Бусос.

Осколок луны первая звезда
на бледно-голубом флаге неба
искры вспыхивают и гаснут. На краю
угольков памяти границ
слуха: колокольный смех детский
кашель девицы поющие музыку стремительную
в пепле вечернем
шепот голосов вдали
на том далеком языке.